Александр Крыласов - Запойное чтиво № 1

Из дверного проёма выглянул чёрный котёнок. Он прогулялся вдоль всей подсобки, уселся ровно посредине и принялся деловито вылизываться. Бурмакин в три прыжка преодолел расстояние до двери и осторожно выглянул из подвала. На лестничной клетке, слава Аллаху, никого не было, зато на пороге валялись его треники и рубашка, Ваня быстро оделся и поспешил домой. Вера уже ушла, на диване по хозяйски развалился его двойник и смотрел телевизор. Переплут, не отрываясь от экрана, кивнул Бурмакину и отправил в рот пирожок с капустой. На тумбочке зазвонил телефон, из трубки послышался восторженный голос Веры:

— Привет, Ванечка, хочу тебя сказать, что ты был бесподобен. Такого сумасшедшего секса у нас с тобой давно уже не было. Пока, мой хороший, целую.

Нежданова дала отбой, а Бурмакин уставился на Переплута, как партизан на предателя отряда. Тот виновато отвёл глаза, но жевать не перестал.

— Ты… мою… девушку факнул?!

— Так полуфилось, — пробормотал Переплут набитым ртом.

— Что, значит, получилось?! — взбеленился Бурмакин.

— Ну, а что мне делать? Я вошёл сюда без всякой задней мысли, хотел пирожок ущучить, а она лопочет: «люблю тебя, Ваня, хочу тебя, Ваня», и предлагает помиловаться в душе.

— А ты?!

— А что я? Задвинул створки, включил тёпленькую водичку…

— Избавь меня от этих гнусных подробностей! — завизжал Иван.

— Почему гнусных? — удивился Переплут, — нет, нет, ты должен выслушать меня до конца. У твоей девушки пригожее личико, точёная фигурка, прохладная попка, упругие грудки…

— Заткнись!

— Ванятка, да ты лицемер, — остолбенел Переплут, — а какие слова говорил, какой толерантностью грозился.

— Но у всего же есть предел! — окончательно рассвирепел Бурмакин.

— Ты полагаешь?

— Скотина ты, Переплут, — раздражённо выдохнул Иван, но уже без прежнего пафоса, — сначала девушку мою трахнул, теперь подробностями хочешь поделиться.

— Вот за что люблю тебя, Ваня, то за твою отходчивость и беспринципность. Ну, помиловался я с твоей невестой, ну и что? Делов-то.

— Не скажи, я переживаю, — неуверенно заметил Бурмакин.

— Если бы все так переживали, Дездемона умерла старушкой.

— И всё-таки, Переплутище, ты порядочный свинтус.

— Я свинтус? — оскорбился брат два, — а что, мне нужно было отказать девушке и тем самым обидеть её? Намекнуть ей, что она не нравится мне, как женщина? То есть не мне, а тебе. Я выполнил за тебя жениховский долг, доставил твоей любимой неземную радость. И я же свинтус? Спасибо мне должен сказать, а не лаяться. Боги свидетели, я ей столько радости доставил.

— Представляю, что могут вытворять, занимаясь сексом, извращенцы типа тебя, — нахмурился Бурмакин.

— Сексом нужно заниматься так, чтобы девушка потом за тобой с матрасом ходила, — изрёк Переплут, поглаживая себя по животу и целясь за новым пирожком.

— Я тоже поднатужусь и буду рекорды ставить, — пообещал Ваня.

— Ты что, с Богом хочешь посоревноваться? — усмехнулся Переплут, — куда тебе, гундосому. Заметь, я занимался с ней любовью в твоём обличье, а ведь мог легко превратиться в Джорджа Клуни, Антонио Бандераса, Филиппа Киркорова или Николая Баскова. На выбор.

— С последними ты, братан, переборщил.

— Иногда меня заносит, — признался Переплут, — но только на словах. В поступках я несравненно серьёзнее. Превращаться имеет смысл исключительно в достойных персон.

— Значит, я достойный?

— А как же. Ты, Ивашка, человек третьего тысячелетия, надежда нации, друг детей, гроза помоек.

— Не ну, надо же, — насупился Бурмакин, — невесту мою отымел, пироги мои стрескал, теперь сидит, зубы скалит, а я его, прощелыгу, должен понять и простить.

— Забей, — посоветовал Переплут.

— Ты считаешь?

— От тебя не убудет, а я тебе преференции всякие обеспечу.

— Какие? — загорелся Ваня.

— Ну, что ты за человек? — расстроился Переплут, — никаких моральных устоев, лишь бы выгоду извлечь.

— Какая от тебя выгода? — заныл Бурмакин, — второй день живёшь в моей хате, за постой не платишь, электричество жжёшь, воду расходуешь.

— Воду не расходую, — сварливо возразил Переплут, — немытым хожу.

— Всю квартиру мне своим немытым телом провонял, — подхватил Иван, — а выключатель кто мне раскурочил?

— Я раскурочил? — обиделся Переплут, — я — Бог, я вне подозрений.

— Вне подозрений — только моя невеста, — ляпнул Бурмакин, смешался, но вновь атаковал подозреваемого, — так кто же мне выключатель поломал?

— Чемоданов, — нашёлся Переплут.

— Чемоданова не было здесь уже неделю.

— А он тогда и поломал, — уличил Тимофея Переплут, — выключатель еле лепел, а сегодня, вообще, отдуплился.

— Иван побродил по квартире, поразмышлял и задумчиво сообщил:

— В одном, дружище, ты прав: женщины не стоят нашего внимания.

— Согласен, — кивнул Переплут, — они не стоят внимания, они стоят денег. А с баблом, по ходу, у тебя, Ивашка, серьёзные проблемы.

Утро понедельника начиналось идиллически: Ваня готовил завтрак, а Переплут и анчутки сидели за столом, как одна дружная семья, и смотрели по телевизору утренние новости. Вначале диктор осветил курс рубля, доллара и евро, потом погоду в столице и её окрестностях, и, наконец, перешёл к криминальной хронике, видно, для улучшения аппетита. Замелькали кадры из злополучного вагона электрички: санитары выводят свихнушихся пассажиров и грузят их в машины «Скорой помощи». Токсин держался двумя руками за ягодицы, Хорёк закрывал лицо ладонями, а на голове почечника, почему-то, оказалась нахлобучена корзина. Диктор высказал предположение, что с пассажирами произошёл дорожный психоз, вызванный неудовлетворительным состоянием дел на железной дороге.

— Ну, рассказывайте, сорванцы беспятые, что вы с пассажирами сотворили? — расхохотался Переплут.

— Первым делом, мы вылезли из переноски, — принялся взахлёб рассказывать Еря, — и обернулись зелёными чертями…

— Не чертями, а чёртиками. Малюсенькими такими, — перебил Спиря.

— Дай, я скажу, — Ермолай отпихнул Спиридона локтем, — мы, такие, ка-а-ак выскочим из переноски, да как завизжи-и-им…

— Ну, я, положим, не визжал, — прописклявил Спиря, оттирая Ерю плечом, — для этого у меня голос слишком низкий.

— У тебя? — офонарел Еря, — да у тебя дискант, а не голос.

— Это у тебя дискант, — запищал Спиря, отвесив брату оплеуху, — а у меня — дивный волжский бас.

Они тут же сцепились и принялись кататься прямо на столе, сметая на пол чашки и блюдца. Переплут нашёл линейку и отходил по задницам обоих. Анчутки присмирели и только бросали друг на друга угрожающие взгляды.