Крыласов Александр - Переплут и Бурмакин

Субботним утром Иван Бурмакин уселся на диван, закинул ноги на журнальный столик и открыл банку пива. Ване миновал двадцать пятый годик. Он был белобрыс, щекаст и чрезвычайно любил открывать банки с пивом – из них шёл такой же дымок, как из дула револьвера. Складывалось ощущение, будто ты выстрелил из ствола по своим врагам и, смеем надеяться, не промахнулся. Бурмакин дёрнул за кольцо, из банки пошёл витиеватый дымок, и один из ваниных недругов наверняка уткнулся в землю носом. Иван посмотрел за окно, где вливал дождина, и освежил себя тостом:

– Если дождь как из ведра, разрешается с утра.

Только он поднёс банку к губам, раздался телефонный звонок.

– Твою мать… – выругался Ваня, – ну, что за жизнь? Пива спокойно выпить не дают.

Звонил коллега по работе Тимоха Чемоданов, чтоб ему пусто было.

– Привет, Вань, как дела?

– Как обычно. Стою на пороге великих дел, только никак не могу за него переступить. А ты как?

– Плохо. Очень плохо, – отчитался Тимофей, – всё накернилось.

– Что случилось? Ты разбогател?

– У нас станешь богатым, если только горбатым, – заныл, как больной зуб, Чемоданов, – слышал, в нашей конторе сокращение намечается.

– Успокойся, тебя оно не коснётся, – утешил Бурмакин.

– Ничего подобного, коснётся, – сварливо возразил Чемоданов, – я первый на вылет.

В трубке повисла разобиженная тишина. Ваня с тоской посмотрел на открытую банку и стал ждать, когда же Тимоха наговорится.

– Я считаю, что нам уже пора перепевать песни Виктора Цоя, – сменил тему Чемоданов.

– Каким образом? – заинтересовался Бурмакин.

– Например: было – «если есть в кармане пачка сигарет, значит, всё не так уж плохо на сегодняшний день», будет – если есть в кармане пачка из банкнот, значит, всё не так уже плохо на сегодняшний день.

– Здорово, – заржал Ваня.

– Или, было: «каждый день ждали завтрашний день», будет – каждый день кляли завтрашний день.

– Ещё лучше.

– Или, вообще, хит: «Перемен, мы ждём перемен»! Будет – перемен, мы бздим перемен!

– Замечательно! Ой, извини, мне по городскому телефону трезвонят, – схитрил Бурмакин, включив будильник.

– Я тебе как-нибудь в другой раз позвоню, – замялся Чемоданов на другом конце трубки.

– Пока, пока.

Бурмакин потискал банку, она была зыбкой и прохладной, как девичья грудь. Ваня запрокинул голову… Из банки ничего не вылилось. Бурмакин недоверчиво заглянул в дырочку, он увидел плещущуюся, пенистую жидкость, в нос ударил ни с чем не сравнимый пивной запашок. Иван опять запрокинул голову… Из банки не вытекло ни капельки. Бурмакин в ужасе потряс открытой банкой над столом, оттуда ручьём хлынуло пиво, заливая журнальный столик вместе со всеми лежащими там книгами и журналами.

– Блин! – взревел Ваня, – они, что там, совсем офигели?!

К кому обращался Бурмакин доподлинно неизвестно. То ли он адресовал свои претензии небесной канцелярии, то ли членам правительства, хотя, скорее всего – российским пивоварам. Ваня попытался налить пива из банки в бокал – у него опять ничего не вышло. Бурмакин стал трясти банкой, как маракасом, над всем, что попадётся под руку. Сразу же выяснилась интересная деталь: если Иван тряс банкой над стаканом, чашкой, раковиной, ванной или унитазом – оттуда ничего не лилось. Но стоило Бурмакину потрясти банкой над креслом, ковром, ноутбуком или айфоном, как из неё извергались пинты пива. В поллитровой банке было столько пива, что ванина однокомнатная квартира оказалась, залита «клинским» буквально по щиколотку.

«Я сплю» – осенило Бурмакина, и он начал поливать пивом обои, телевизор и музыкальный центр. А «клинского» было уже по колено, и Ваня решился на генеральный заплыв. Перебирая руками по полу и задорно бултыхая ногами, он направился в прихожую. По пути Бурмакин окунался в «клинское» с головой и от души хлебал дармовой пивасик. Скоро Ваня забалдел и развеселился, правда, немного раздражало, что постоянно приходилось отплёвываться какими-то пуговицами и монетками. «А ведь я ныряю в пиво», – стал думать Иван перед каждым погружением. Вдруг он увидел плывущую по пивным волнам банку «клинского». «Врёшь, не уйдёшь», – молодецки присвистнул Бурмакин и саженками поплыл к волшебному сосуду. Банка, бурля выливающимся пивом, как гидроцикл, стала уходить от погони. А уровень пенящегося напитка, между тем, поднялся уже по грудь. Ваня прокурсировал за банкой вдоль всей однушки и, наконец, загнал её в угол.

– Ха-ха-ха! – закатился Ваня сатанинским смехом, – от меня ещё никто не уходил!

Из банки снова показался лёгкий дымок. Дымок стал густеть, густеть, а потом повалил со страшной силой. Его расплывчатость и аморфность уступила место более рельефным очертаниям, и через пару минут Ваня узрел зелёного змея о трёх головах.

– Вот мне и надувной круг! – обрадовался вслух подуставший с непривычки Бурмакин и подплыл к надувной игрушке.

Однако, при ближайшем рассмотрении, змей оказался вовсе не надувным, а всамделишным. Змеище поганый изверг пламя сразу из трёх пастей, как из огнемётов; языки огня заскользили по пивной поверхности, и Бурмакин был вынужден нырнуть. Когда он вынырнул, зм ея уже не было, на его месте плавал и резвился огромный бурый медведь. Мишка, радостно урча, извлекал из пива то очищенную воблу, то треснувшие фисташки, но чаще всего варёных раков. Пойманную закуску он лихо подкидывал и ловил мокрой пастью.

– Во даёт, косолапый, – засмеялся, забывшись, Ваня.

Медведь настороженно дёрнул ушами, уставился на Ивана маленькими, злыми глазками и погрёб к возмутителю спокойствия. Бурмакин ударился в бега, точнее, в энергичный кроль. «Это же сон, всего лишь сон», – уверял сам себя Ваня, но зловонное медвежье дыхание прямо за спиной заставляло резво шевелить конечностями. Теперь уже медведь загнал человека в угол.

– Ха-ха-ха! – расхохотался медведь сатанинским смехом, – от меня ещё никто не уходил!

«Это просто копец какой-то, а не сон», – подумал Бурмакин и опять нырнул в пиво с головой, – «пора уже завязывать, так плотно лопать на ночь. Вот сейчас вынырну, а никакого медведя и нету». Когда голова Ивана показалась из пива, рядом с ним бултыхалось уже два медведя. Ваня опять ушёл под пиво, но стоило ему показаться на поверхности, как его окружили сразу три медведя. Они, скаля зубастые пасти, стали играть Бурмакиным, как ватерполисты мячом. Смех смехом, сон сном, но боль от медвежьих когтей была адская, пиво сразу окрасилось ваниной кровью.