Олег Рой - Пятьдесят оттенков Серого волка, или Шапка Live

Да, Лев Львович был не просто талантливым режиссером, но и отличным психологом: Красная Шапочка действительно имела актерский талант. Это был шах и мат. Плотва оказалась убита, буквально раскатана и уничтожена как личность.

Если бы Красная Шапочка уделяла физике хоть сколько-нибудь внимания, то знала бы, что сила действия равна силе противодействия. Если стукнуть кулаком в стену, больно будет как минимум не только стене. В процессе разговора не одна лишь Плотва изменила свою точку зрения; сама Красная Шапочка, крепко уверилась в двух простых истинах. Первая из них гласила: Серый Волк – самая кавайная няша среди тех, у кого в паспорте указан мужской пол. А вторая заключалась в том, что теперь у девушки просто не было другого выхода, как сняться в бестселлере Брюковкина. Иначе Плотва превратится в акулу из фильма «Челюсти», и первым блюдом ее трапезы станет сама Красная Шапочка.

Вот только грядущая кинокарьера едва не накрылась медным тазом в тот же вечер.

– Только через мой труп! – безапелляционно заявила Матушка, уперши руки в стройные бока. Она стояла перед дочерью в домашнем платье, больше похожем на пляжный халатик коллекции прошлого года, и не забывала по привычке выставлять вперед недавно оттюнингованную грудь.

Разговор происходил на кухне, куда Красная Шапочка вошла после очередного просмотра фильма «50 оттенков Серого цвета», закрепляя в памяти инструкцию по совращению молодого миллионера. Но сегодня фильм понравился ей меньше обычного, а Волк казался обаятельней и умнее Серого.

Матушку Оленька застала за распитием зеленого чая с жасмином и просмотром текста статьи в ноутбуке.

А все начиналось вполне хорошо. Во-первых, Красная Шапочка догадалась сначала подсуропить Матушке Волчье интервью. Матушка читала, ахала и нахваливала расторопную дочку. Затем начались расспросы, причем Матушка определенно подводила дочку к мысли, что с таким товарищем, как Серов-Залесский, недурственно было бы немного пофлиртовать. Красная Шапочка Матушку разочаровывать не стала и сообщила, что она, в общем-то, уже (умолчав при этом о видовой принадлежности своего респондента), а когда Матушка возжелала подробностей, Красная Шапочка, чья Внутренняя Богиня уже уселась на коня и, напялив папаху с буркой, рассекала с шашкой наголо, повела свой рассказ о том, что Серов-Залесский в нее втюрился по кончики ушей.

На пике катарсиса девушка сообщила Матушке, что и сам режиссер, Лев Львович Брюковкин решил взять ее на главную роль.

Матушка охнула.

– Брюковкин режиссер этого фильма? – она побледнела и села на кухонный диванчик. – Ничего себе… не углядела…

Не обращая внимания на изменившееся настроение Матушки, упавшее до уровня отчаяния, Оленька продолжила:

– Он просто загорелся этой идеей! Так что с завтрашнего дня…

– …Не может быть таких совпадений, – пораженно проговорила Матушка.

Вот тогда-то она и сменила настроение так же резко, как политик свою точку зрения на пресс-конференции:

– Только через мой труп!

– Мама? – Красная Шапочка даже не поняла, что произошло. – Что?

– Я говорю, даже не приближайся к Брюковкину! – заявила Матушка таким голосом, каким озвучивают драматические моменты в латиноамериканских сериалах. – Даже на пушечный выстрел! – Поднявшись с диванчика, Матушка достала с кухонной полки рижский бальзам и с точностью, достойной снайпера, накапала себе в чашку с зеленым чаем пятьдесят миллилитров. И выпила одним залпом. – Нельзя!!!

Матушка не учла одного – Красная Шапочка была ее дочерью и взяла у нее отнюдь не только внешнюю привлекательность, но и внутренний стержень, по твердости не уступающий титановому сплаву.

– С чего это вдруг? – спросила Красная Шапочка, рывком поднимаясь с прохладного кухонного стула.

– Конечно, советы старших слушать следует, – заметил Разумей Занудович, – но они отнюдь не всегда бывают рациональны и конструктивны. К тому же нам уже далеко не пятнадцать лет, у нас накопились определенный жизненный опыт и житейская мудрость… по крайней мере, у меня так точно.

– Мне уже не пятнадцать лет! – гаркнула Красная Шапочка. – У меня уже… блин… короче, своя голова за плечами!

На глаза у девушки навернулись слезы. В тот короткий период, что прошел между остракизмом Плотвы и прибытием Матушки, Оленька успела уже увидеть себя под ручку с Волком на красной дорожке в Каннах в красивом вечернем платье и со статуэткой всемирно известного дяди голливудской уборщицы… а также при виде всего этого давящуюся попкорном у своего телевизора Плотву – та ни разу не пропускала ни одной трансляции из Канн или Лос-Анджелеса. Хотя, справедливости ради, если Красная Шапочка станет кинозвездой, Плотва будет только рада – еще бы, ее лучшая подруга – голливудское светило!

Пока Внутренняя Богиня все это нашептывала, Разумей Занудович напялил огромные наушники и сидел с таким видом, будто только что съел кислицу и запил уксусом.

Матушка от напора дочери даже слегка опешила:

– Ты не знаешь, с кем имеешь дело! – ответила она с жаром. – Брюковкин – это же настоящий хищник, волчара, душегуб и сердцеграб!

– Настоящий волчара, между прочим, Серов-Залесский! – парировала Красная Шапочка. – Ты знала, что он этот, как его… ликеро-что-то-там?

Матушка нахмурилась:

– Чего? Может ликантроп?

Красная Шапочка кивнула.

– Ай, какая разница, – отмахнулась Матушка. – Волк – это ерунда, у нас половина женщин живут с козлами, и ничего. А вот Брюковкин…

– Он говорил, что знаком с тобой и остался в восхищении, – на голубом глазу заявила Красная Шапочка, подобно мифическому Эолу меняя направление ветра если не на сто восемьдесят градусов, то все равно очень серьезно.

Матушка немедленно смутилась.

– Правда? – спросила она, садясь на диванчик. – Помнит, значит. А ведь у него этих баб… в смысле, он ведь очень привлекательный мужчина.

– Я заметила, – по традиции, не подумав, брякнула Красная Шапочка.

Давешний Купидон, случайно пролетая мимо, удовлетворенно хихикнул.

– Он тебе понравился? – со смешанным чувством уточнила Матушка.

– Он великолепен! Да если б не он, я бы в жизни не согласилась бы сниматься! – заявила Красная Шапочка. – Я бы испугалась, какая из меня актриса? Но с ним я… я… – Она подошла к диванчику и, наклонившись, обняла Матушку: – Ма-а-ам, ну не запрещай мне, пожалуйста…

– ЧТО?! – Матушка снова схватила бутылку бальзама и потрясла ее над чашкой. Правда, пробку снять при этом забыла.

– Мам, ты что… расистка? – надула губки девушка, вовремя сообразив ввернуть политкорректное слово.

– При чем здесь расизм?! – Матушка все трясла бутылку так, как не трясло, наверное, даже самые сейсмически неспокойные регионы Японии.