Лев Гурский - Пробуждение Дениса Анатольевича

— Не убежит? — спросил я, имея в виду поверженного врага.

— А? Нет, что вы, исключено. — Хлебореску оправил лацканы своего пиджака и, молодчина такой, уже почти восстановил дыхание. Этот чемпион по единоборствам, не мог, разумеется, быть педиком! — Я все-таки служил в спецвойсках, навыки остались. Есть один удар, он вызывает временный паралич. Это, признаюсь, неджентльменский прием, но на войне как на войне. Когда на тебя идет вооруженный психопат, все средства хороши.

— Так вы его знаете? — спросил я, рассматривая арбалет.

На самом деле несостоявшийся убийца теперь интересовал меня куда меньше, чем орудие убийства. Надо бы выпросить у румына эту игрушку на память, подумал я. Четкая красивая машинка — умели же делать в старину! Увесистая, но не тяжелая. Металл, приятный на ощупь: где нужно — гладко, где нужно — ребристо. Сбоку есть гравировка — надпись на латинском, по-моему, языке. В студенческие годы я немного знал латынь, но эти бессмысленные знания из меня с годами повыветрились.

— О да, я знаю, — с покаянным вздохом отозвался президент Румынии. — Тысяча извинений. Наша служба безопасности потеряла его в Бухаресте сразу после выборов: никто не думал, что он доберется до Москвы. Но он… есть такое русское слово… зарубился… нет-нет, затесался, мне думается, в строительную бригаду. Остроумный выход. Побрил себя наголо, перекрасил усы и, наверное, где-то раздобыл чуждый паспорт, иначе бы его взяли на любой границе. Такие экземпляры обычно изобретательны.

— Террорист? — Я рассматривал оставшуюся в арбалете стрелу. И на вид, и ощупь она была очень острая… только вот не пойму, из чего сделана. Нержавеющая сталь? Нет, блестит совсем не так.

— Сумасшедший, — улыбаясь, объяснил мне Хлебореску. — Некто Ион Малиминеску. Гражданин Румынии. Бывшая штабная крыса. Служил в СССР, в Венгрии, в ГДР — в структурах «Варшавского договора». После контузии несколько лет наблюдался у психиатра, а с некоторых пор, вы не поверите, одержим манией: хочет убить меня.

— Политика? — Кажется, я понял, из чего сделана стрела.

— Вовсе нет! У нас оппозиция мирная. Но вот этот тип забил себе в голову, что я не человек. Что я, как это сказать по-русски… кровопивец, да. Питаюсь человеческой кровью… О-о-о, по вашему лицу я вижу, что вы угадали: все верно, наконечники обеих стрел — серебряные. Это традиция, сами понимаете. Как же без серебра?

— Не пожадничал мужик, — согласился я. — Готовился к теракту на совесть. И даже оружие, я смотрю, где-то раздобыл старинное. Этой музейной редкости, наверное, лет двести или побольше.

— Какая уж там старина, — отмахнулся Хлебореску. — Китайская штамповка. У нас в Трансильвании сувенирные лавочки забиты этим хламом. Туристы едут отовсюду, хватают все подряд. Позвольте мне на минутку?.. Спасибо. Видите вон с краю клеймо: мэйд ин Чайна?

Сколько я ни всматривался, никакого китайского клейма не находил и, наконец, был вынужден признаться вслух:

— Не вижу. Ну-ка покажите, где?

Хлебореску хохотнул и отодвинулся — уже с арбалетом в руке. Теперь единственная стрела была направлена мне в сердце.

— Вы правы, — сказал он, — этой надписи там нет, я пошутил.

Лишь сейчас я обратил внимание на то, что мой гость держит орудие убийства крайне осторожно, немного на отлете, чтобы ненароком не задеть пальцами серебряного наконечника.

— Будет лучше, Денис Анатольевич, — уже без улыбки произнес румынский президент, — если вы некоторое время не будете двигаться с места и тем более звать охрану. Оружие действительно старое и довольно опасное. Оно может случайно и выстрелить.

— Вы чего, хотите меня убить? — изумился я. Ну и сюрприз! Уж лучше бы он оказался простым педиком. От такого бы я отбился.

— Нет же, наоборот… — Хлебореску досадливо поморщился. — Вот дьявол! Я-то думал, что у меня есть время для преамбулы, а из-за этого идиота придется форсировать… Нет, все-таки Гитлер был прав, когда вычищал психолечебницы от ненормальных. У них, как у собак, бывает очень развито верхнее чутье. Миллионы обычных граждан ни о чем не догадались, а этот убогий…

— О чем не догадались? — Я по-прежнему ни хрена не понимал.

Вместо ответа румынский президент издал горестный вздох:

— Ну и какой, по-вашему мнению, государственный секрет мне раскрыл в тот день Николае Чаушеску?

— Какой? — тупо спросил я.

— Никакого! Он меня просто укусил за шею.

«Что делать? Что мне делать?» — мысленно взываю я к ангелам.

Ни рукой, ни ногой шевельнуть я не могу. Остается лишь смотреть, слушать и покорно ждать, когда паралич пройдет. В спецвойсках я не служил, но тоже знал этот подлый приемчик. Полчаса, никак не меньше, мне придется лежать овощ овощем, а потом я смогу хотя бы ползать. Только куда мне ползти?

«Есть идея, — шепчет над ухом невидимый ангел Рафаил. — Вон видишь — одна стрела застряла в картине. Сумеешь сейчас, пока он не смотрит, подпрыгнуть, вытащить стрелу и нанести удар?»

«Рафа, ты круглый идиот, — хихикает ангел Мисаил. — Наш мальчик не то что прыгнуть, он и пукнуть сейчас не способен».

«Знаю, — сердито бурчит Рафаил. — Но я хотя бы предложил. А ты, если такой умный, может, придумаешь что-нибудь получше?»

«Легко, — учительским тоном замечает Мисаил. — Ты глянь левее! По полу рассыпаны зубочистки, и две совсем близко к нашему мальчику. Как только он начнет шевелиться, то сможет подгрести одну и уколоть его в ногу. Чтобы убить вампира, нужно, конечно, попасть осиной ему в сердце, но пусть хотя бы ранит его…»

«Мис, дорогой, ты бредишь, — объявляет Рафаил. — Какая осина? Это же китайские зубочистки! Они наверняка сделаны из бамбуковой стружки. И я не помню, чтобы бамбук на них действовал».

Мисаил молчит, затем признается: «Ты прав, бамбуковые. Жаль. Но если бы они были осиновые, план бы сработал. Я вообще-то теоретик, а не практик, мое дело — стратегия и перспектива».

«И какая тут перспектива?» — мстительно осведомляется Рафаил.

«Нулевая, — не спорит Мисаил. — Но, согласись, исходная идея была блестящей. Человеческий материал, как всегда, подвел. Грубо говоря, мы с тобой поставили не на ту лошадь».

«А кто его выбрал? — интересуется Рафаил. — Не ты ли?»

«Не я, — открещивается Мисаил. — Я вообще не понимаю, зачем мы связались с этим маргинальным типом. Он же ничего не умеет».

От такого внезапного предательства у меня щемит в груди.

«Я вам не лошадь и не материал, — мысленно говорю я. — А вот вы — сволочи! Разве могут Божьи ангелы быть такими сволочами?»

«Не могут, — отвечает Рафаил. — Но кто тебе сказал, что мы — ангелы? Мы просто голоса в твоей больной голове. Синдром навязчивых состояний. Ты слышал, что ваш президент сказал про контузию? Вспомни, до контузии никаких ангелов у тебя не было».