Лев Гурский - Пробуждение Дениса Анатольевича

— Есть и такое мнение, — сообщил мне Вова, искоса глянув на листок. — Некоторых наблюдателей тоже удивило, отчего сразу после своего избрания Хлебореску отправляется не в Рим или Кишинев, а сюда в Москву… И еще: пресса обратила внимание, что румынский президент… ну, может быть, это мелочь…

— Продолжай! — Я насторожился.

— Журналист «Коммерсанта» заметил, что практически во всех своих интервью господин Хлебореску отзывается о вас в неизменно превосходных тонах… какие-то невероятные цветистые эпитеты… Даже для восточной дипломатии это был бы перебор.

— Он так отзывается о России в целом или только обо мне? — еще более встревожился я. Слива-индикатор тоже забеспокоилась.

— О России тоже, но, главным образом, персонально о вас, Денис Анатольевич, — усугубил мои опасения референт.

— Слушай, а он часом не педрила? — спросил я напрямик.

Вова деловито выщелкнул из папки еще одну мини-шпаргалку.

— Таких данных у нас нет, — доложил он. — Но нет и обратных. Жена у него была, это достоверный факт, сейчас он вдовец…

Я задумался. В истории бывали случаи, когда лидеры больших стран нагибали лидеров помельче. Но я что-то не припомню случая, когда президент мелкой страны домогался президента великой державы.

— А поцелуи и объятья по протоколу положены? — осведомился я.

— Желательны, но не обязательны, — разъяснил мне Вова. — Главы стран Большой Восьмерки по традиции целуются при встрече и прощании, но на другие страны традиция эта не распространяется.

— Вот и хорошо, — успокоился я. — Тогда румын обойдется простым официальным рукопожатием. А там уж мы посмотрим на его поведение.

В Круглом зале уже что-то происходит. Я опять приставляю стакан к стене, ухо придавливаю к донышку и вслушиваюсь.

За стеной — оживленные голоса, женские и мужские. Слов не разбираю, однако интонации деловитые и темп быстрый. Я чувствую шум передвигаемых стульев. Звяканье стекла и металла. Пылесосное жужжание. Это еще не встреча президентов, но уже ее преддверье. Подготовка. Обкатка. В прошлые два раза ничего такого не было.

Неужели я дождался? Неужели план мой сработает именно сейчас?

Оба невидимых ангела, забыв распри, уже в предвкушении финала. Их советы, пожелания и наставления звучат в моей голове почти синхронно: временами я уже с трудом отличаю Рафаила от Мисаила.

«Будь хладнокровнее, — поучает меня один из ангелов. — Когда откроешь дверь, тебе поможет эффект неожиданности. Но ненадолго. У него хорошая реакция. Промахиваться будет некогда».

«Ненависть снайперу мешает, — вторит ему другой ангел. — Мы понимаем твои чувства, а теперь забудь о них. Бей навскидку и в упор. Насчет второго мы не уверены, но лучше тебе не рисковать».

Рафаил с Мисаилом заблуждаются. Я и так хладнокровен, ненависти в душе моей давно нет. У меня даже нет досады на соплеменников, которые выбрали это. Румыны доверчивы, как дети: они падки на мишуру, на громкое имя, они всегда клюют на лоск и военную выправку. Каков на самом деле тезка великого римского императора Траяна, никто даже не предполагает. Кроме меня.

Страна моя не виновата, что проголосовала за этот вызов Богу и нормальной человеческой природе. Если бы народ чувствовал то, что чувствую я, он бы не совершил этого рокового просчета. Но ошибка сделана — а значит мне придется ее исправлять.

Я держу в руках свой талисман и в тысячный, в десятитысячный раз перечитываю латинскую надпись на рукоятке. Люди, сделавшие это оружие несколько столетий назад, заранее знали, что именно я однажды зайду в ту антикварную лавочку в Лугоже. И что случайно замечу арбалет на стене в дальнем углу. И что у меня в кармане будет кошелек с половиной моего месячного офицерского жалованья — ровно столько, чтобы хватило выкупить эту реликвию.

Все давным-давно предрешено. Мне, Иону Малиминеску, на роду написано остановить зло. И я его остановлю.

Национальный гимн моей страны длится две минуты и восемнадцать секунд. И уже на второй секунде, при словах «Пробудись, румын», в дело вступают литавры. Их звуки помогут мне незаметно вытащить три оставшихся гвоздя — после чего дверь в Круглый зал можно будет открыть легко и бесшумно, одним тычком.

Встреча президентов начинается через четверть часа. Согласно протоколу, в Овальном зале оба не задержатся дольше, чем на двадцать минут, а затем перейдут сюда, за стенку. Здесь они должны провести не меньше часа тет-а-тет. Поблизости не будет ни охраны, ни переводчиков — Хлебореску знает русский не хуже меня. Шанс уникальный. Упустить такой невозможно.

Я гляжу на хронометр. Мой выход — через пятьдесят минут.

При свете одинокой лампочки под потолком оба наконечника арбалетных стрел поблескивают холодным лунным серебром.

Педик он или не педик? Я терялся в догадках.

С одной стороны, выглядел румынский президент шикарно: лет на двадцать моложе своих анкетных шестидесяти пяти. Ни седины, ни морщин, ни пятен, ни кругов под глазами. На зависть гладкая кожа и здоровый цвет лица — кровь с молоком. Что из этого следовало? То, что он побывал — быть может, и не один раз — под ножом хирурга, делая косметическую подтяжку лица. И волосы наверняка он красил. И брови выщипывал. Эта трогательная забота мужика о своей физиономии была несомненным свидетельством голубизны.

С другой стороны, явных признаков, которые отличают безусловных педрил от всех натуральных людей, в господине Хлебореску я не заметил, сколько ни вглядывался. Ходил он вроде бы нормально, жопкой не вилял, плечами не поводил и не жеманничал. Ничего бабьего в голосе и в манерах тоже не проявлялось. Губы сердечком он не складывал. Глаза не подводил. Парфюмом не злоупотреблял. Фривольные татуировки на видные места не наносил. Одет был по протоколу: ни галстука-бабочки, ни кожаной куртки на голое тело.

С третьей стороны, откуда мне вообще знать, как выглядят и как ведут себя настоящие голубые? Из фильмов? Но там роли педиков обычно играют непедики. А в жизни я, слава Богу, сроду не водил знакомства ни с одним из откровенных жополюбов — если не считать известного Фердинанда Изюмова.

Да и у того, как потом выяснилось, ориентация была вполне правильная, без загибов, а под голубого он косил из-за политики, ради денег и по приколу…

Короче, за первые полчаса моей встречи с румыном я так и не смог вычислить, гомосек он или нет. Зато сумел пережить несколько мелких конфузов. Профилактически отодвигаясь от румына подальше, я свалил со столика бесформенный интерьерный букет и коллекцию зубочисток. Пытаясь вернуть на место хотя бы цветы, я потерял пуговицу на рукаве. А уклоняясь от возможных объятий, нарочно засунул руки поглубже в карманы пиджака — и сразу наколол палец какой-то острой дрянью. Тут только до меня дошло, что за весь сегодняшний безумный день я ухитрился поменять пиджак всего раз, сразу после визита к Потоцкому: в противном случае едкие запахи его продвинутых биотехнологий преследовали бы меня и в Кремле.