Сергей Кобах - Всем застрявшим в лифте

В семь нуль-нуль, съехав с дороги и проехав пару километров, водитель решил, что он в пустыне, и ессно сразу булькнул в небольшую, но глубокую лужу.

«Етить его налево», — решил водила и, заглушив танк, проорал нам, что все (дальше нецензурно!!!)…

— Серег, ты у нас самый младой, — послышалось из глубины кузова, — сходи, выясни, че этот танкист так разорался.

Утром на Севере романтично… Градусов пять плюса и тума-а-а-а-н.

Кто-то услужливо откинул задний полог.

Кто-то налил стопарик.

Почему орал этот «танкист», я понял сразу, как-только выпрыгнул с заднего борта. Воды было как раз до него. До борта.

Собсно это я успел заметить еще в полете.

— Них… себе!!! — растопырив руки, заорал я, когда понял, что сейчас предстоит. А предстояло окунуться в романтику.

Вот в эту романтику я и окунулся по самые ухи. В прямом смысле. Когда я погружался в воду, перед глазами отчетливо предстали все родственники водителя, аж до седьмого колена. Особенно их матери и матери матерей.

Мой радостный вопль разбудил стаю куропаток и озадачил сидящих в кузове. То, что они еще не просекли ситуацию, я понял тогда, когда очередной гонец, посланный узнать, «что эти два м…ка раскричались», аккуратно опустился рядом со мной на дно.

Из воды мы вылезли.

Потом вынимали оттуда танк.

Потом пили и сушились. Зубы стучали, водка не брала.

Просохнув и подкрепившись, мы мчались на всех порах вдоль кромки воды какой-то речки. Народ продолжал обедать в кузове, а я сидел наверху.

Отступление. Между кабиной и тентом есть довольно-таки немало места. Кроме решеток на впуск и выпуск воздуха для двигателя, там еще стояла скамейка.

Вот на этой скамейке с ружом наперевес я и сидел, подставляя лицо набегающим потокам воздуха и щурясь как китаец.

Пьяненький водитель привычно дергал рычаги, из кузова доносилось нестройное пение. Наша ракета летела к цели.

Мне бы спуститься к народу да упицца вусмерть. Да кто ж знал…

Пролетая очередной поворот вдоль реки, водитель немного отклонился от маршрута, и танк, прокладывая дорогу, ломанулся через лесок.

Ветки хлестали по роже, от некоторых я успевал увернуться, от некоторых нет.

Это было мое дерево. Вернее, не дерево, а ветка, которая росла горизонтально, как раз на уровне моей улыбки. Уворачиваясь от мелких веточек, я ессно ее не заметил. В очередной раз подняв голову, я понял — это песец. Причем полный и бесповоротный.

И, не успев погасить улыбку, я принял этот дар природы.

— Иопанама-а-а-ать!!! — только и успел взвизгнуть я.

Удар бубена вырвал из седла молодого казака. Веселой каруселью я прокатился по верху тента и со всей дури приложился на мох. Ружье еще продолжало кувыркаться в воздухе. Я, лежа на спине с выпученными как у рака глазами, следил за его полетом. «Ну за что, хосподи?» — пронеслось в голове, когда ружье грохнулось сверху. Хе-пля — вылетел из меня последний воздух.

Лежа в обнимку с ружом, мы тоскливо наблюдали, как вдали скрывается танк. Или мне показалось, но из кузова пели что-то про «отряд не заметил потери бойца».

Они вернулись. По традиции отметив это дело, мы продолжили наслаждаться охотой.

Жара градусов тридцать. Да и хрен бы с этой жарой, но уж очень доставали комары. Эти твари долбили нас, как дембеля вокзальных шлюх. Они умудрялись залезать в штанину и, проделав нелегкий путь наверх, кусали в шею. Поэтому, несмотря на жару, приходилось закутываться очень плотно.

Шел пятый день охоты.

Жара и комары достали окончательно, и, уйдя за три километра, я разделся до «в чем мать родила», сложил одежду на берегу и полез в воду.

Ооооо! Какое это наслаждение лежать голым на перекате, на глубине сантиметров в двадцать, в ледяной северной речке. Лежать, смотреть в чистое небо и думать ни о чем. Комары, офигевшие от такой наглости жертвы, ушли на совещание, а я лежал и дремал. Может быть, я и уснул бы, но мешали гольяны, то и дело бьющиеся в иаица, поэтому то и дело приходилось отгонять их. Любопытные рыбки на минуту отплывали, а затем поняв, что им ничего не грозит, с удвоенной силой атаковали меня.

Вдруг вдалеке послышался рокот вертолета. Поскольку нас должны были забрать только через неделю, то я особо не забеспокоился. Ну летит себе куда-то по своим делам.

Рокот нарастал. Я раскрыл полусонные глаза и уставился в небо.

Вдруг из-за сопки, закладывая красивый вираж, стремительно появился вертолет и завис надо мной.

И вот лежу я, значит, в позе морской звезды как раненый Ихтиандр, пялюсь на пилотов, а из открытой двери на меня смотрят офигевшие рожи. Я, конечно, могу их понять, в трехстах километрах от ближайшего жилья увидать в реке такое! Ну посмотрели, поудивлялись. Ну и валите отсюда! Но нет. Эти недоумки что-то там засуетились, закопошились, и я с ужасом увидел наставленные на меня объективы фотоаппаратов и видеокамер!

«Блин, для календаря, что ли, снимать собрались?» — мелькнуло в голове. Вот неудобно-то как получилось… А куда деваться? Голышом бежать на берег? Ну нет! Нет ничего унизительней бегущего голого человека. Решение остаться, скажу честно, далось мне нелегко, но, приняв его, я продолжал спокойно разглядывать зависший надо мной вертолет, как будто они тут каждые десять минут пролетают и надоели уже пуще комаров.

Только лишь ладошки я сделал домиком и прикрыл ими причинное место.

Гольяны, задрав головы и увидев вертолет, что-то закричали, пуская пузыри и взмахнув хвостиками, понеслись к берегу.

А я лежал, голый, как курица на противне, и мысленно гнал этих не в меру любопытных товарищей прочь.

Наконец, сделав кучу снимков голого мужика в тайге, эта толпа кинофотооператоров взяла курс на свою точку.

Из рассказа пилота:

— Взял по приказу начальства на борт несколько иностранцев и повез с экскурсией в соседний поселок. Пока летели, вспомнил, что вас недавно на охоту забросил. Дай, думаю, проведаю, тем более от курса почти и отклоняться не надо. Лечу низко, чтобы эти буржуинские дети красоты природы рассмотрели.

Пролетаем сопку, смотрю, оппа, кто-то отмокает. Ну, значит, все в порядке, выпили накануне, теперь в водичке балдеют. Только хотел на курс лечь, как эти недоумки что-то орут по-ненашенски и на тебя показывают. А переводчик мне переводит. Говорит, наши гости спрашивают, кто это. Ну, а ваша заброска несанкционирована, и чтобы не спалиться, я возьми и ляпни — да снежный человек это! Их здесь много. Тут эти дятлы как накинулись на меня, давай доказывать, что снежные люди волосатые и размерами поболе, руками машут, слюной брызжут. Ну я им и говорю, что это у вас там они волосатые. А наши на лето шерсть скидывают, а к зиме обрастают. И вообще, продолжаю, вы живого йети видели? Нет? Вот то-то же! А я таких (кивает на меня) постоянно вижу.