Борис Егоров - Маски

Капелькин, с которым уже никто не советовался, должен был составить проект распоряжения и пустить его вверх по всем ступенькам.

Так родилось распоряжение «Строить!».

Завизировав его, Капелькин отнес документ Помидорису.

Помидорис прочитал бумагу и серьезно сказал:

— Ага, значит, снизу поддерживают? — и расписался.

Потом на распоряжении появились подписи Унзеренко и Акишина.

Но когда дело дошло до Хоботова, то он задумался.

— А стоит ли строить, Акишин? А? Вы продумали?

— Продумали… вообще… — нетвердым голосом ответил Акишин.

— А вы не полагаете, что это испортит пейзаж города?

— Полагаем, — на всякий случай сказал Акишин.

— Не кажется ли вам, что задымленность большая будет?

— Кажется! Кажется! — уловив ход мыслей Хоботова, воскликнул Акишин.

— Тогда так: посоветуйтесь еще с нижестоящими и подготовьте документик…

Акишин советовался с Унзеренко, Унзеренко — с Помидорисом, бумажка вернулась в первую инстанцию — к Капелькину.

А Капелькину уже сообщили, что сказал «сам»: «Пейзаж… задымленность…» Решение ясное: «В строительстве отказать».

И снова проект распоряжения пополз вверх, обрастая визами.

И снова Хоботов его не подписал.

— Значит, отказать, говоришь, Акишин?

— Отказать, Иван Сергеевич.

— А все-таки для удовлетворения растущих…

— Так-то это так, но мы тут посоветовались.

— С кем же вы советовались?

— Я с Унзеренко, Унзеренко с Помидорисом, Помидорис с Капелькиным…

— Ага, значит, Капелькин готовил этот документ? — строго спросил Хоботов, постучав пальцами по столу. — А не кажется ли вам, товарищ Акишин, что этого Капелькина надо уволить и взять на его место более крепкого товарища?

— Кажется! — с готовностью ответил Акишин.

— Ну, вы посоветуйтесь с нижестоящими…

На экране — телефонный аппарат. Литеры на диске образуют слово: «ТЕЛЕФОН».

…Крупным планом — дверь, снятая изнутри квартиры. Звонок. К двери подходит Костиков — мужчина средних лет. Довольный, сияющий. Открывает. Входит его жена Анфиса Петровна, нагруженная покупками.

— Фиса, у нас новость! — радостно восклицает Костиков и тянет супругу в комнату. — Скажи, что изменилось в комнате, пока ты ходила в магазин?

Анфиса Петровна оглядывает комнату и видит на тумбочке телефон.

— Телефон! — восхищенно говорит она. — Ох, сколько же мы его ждали!

Анфиса Петровна кладет покупки на стол, снимает пальто и входит в прихожую.

Раздается телефонный звонок. Костиков снимает трубку. Отвечает:

— Нет, вы ошиблись. Это не диспетчерская такси.

Снова звонок.

— Нет, не такси. Частная квартира.

Раздается еще несколько звонков подряд. Костиков поочередно отвечает заказчикам. Сначала он пытается шутить, но потом в голосе его появляется раздражение.

— Такси? Какое такси? А автобус вам не нужен?

— Такси нет. Могу прислать самосвал.

— А шагающий экскаватор не хотите?

Снова звонок. Костиков спрашивает:

— Какой вы номер набираете? 70–80? Но это же частная…

Вошедшая Анфиса Петровна отталкивает Костикова, берет трубку, набирает.

— Справочная? Скажите, 70–80 — это номер вызова такси?.. Что? С сегодняшнего дня другой? А был этот? Этот?!

Анфиса Петровна, помрачневшая, кладет трубку.

Комната Костиковых. Часы. Стрелки показывают два часа ночи. Костиков и Анфиса Петровна спят.

Звонок. Костиковы вздрагивают и поворачиваются с левого бока на правый.

Звонок. Поворачиваются с правого на левый.

Звонок. Поворачиваются с левого на правый.

Звонок. Костиков встает, берет трубку.

— Что? Какого черта я сплю? Странно… У вас жена рожает? У меня тоже.

— Витя, накрой телефон петухом от чайника, — упавшим голосом говорит Фиса.

Костиков шлепает по комнате, снимает с чайника петуха, накрывает им телефон. Отходит, но звонки все равно слышны. Тогда он снимает с телефона петуха, берет одеяло и завертывает в него трепыхающийся телефон.

Звонки все равно слышны, тем более что нервы у Костиковых уже разыгрались. Тогда Костиков начинает забрасывать телефон подушками, потом взгляд его останавливается на петухе. Он решительно надевает его на голову и неуклюже — так как ничего не видит — ложится рядом с супругой.

Приемная. Секретарша. Массивная дверь, на двери табличка: «Начальник телефонного узла Жежеренко Н. Г.».

На стуле сидит печальный Костиков, лицо зеленое, под глазами мешки — следы изнурительной ночи.

В приемной — мертвая, томящая тишина. Только тикают часы.

Костиков нетерпеливо дергается, потом говорит секретарше:

— Послушайте, я жду уже целый час! Когда же…

Секретарша перебивает:

— Товарищ Жежеренко просил но беспокоить — занят. — И снисходительно-успокоительно, нараспев добавляет: — А вы почитайте газетку…

— Но ведь сейчас время приемное! — недоуменно и с возмущением говорит Костиков.

— …или «Огонек»… — продолжает секретарша, не обращая внимания на доводы посетителя.

— Но я не могу…

— …или «Советскую женщину»…

На лице Костикова раздраженно-ироническая усмешка. Он спрашивает, повысив голос:

— А «Крокодила» в этом доме нет?

— Вы, кажется, угрожаете… — многозначительно замечает секретарша.

В эту минуту Костиков срывается со стула и устремляется в кабинет. Выбежавшая из-за стола секретарша задержать его не успевает.

Монументальный кабинет. За столом сидит столь же монументальный начальник. Не обращая внимания на вошедшего, он продолжает говорить по телефону:

— Ну, привет, привет! А теперь дай-ка мне Тарантасова… Тарантасов? Так как, старик, насчет рыбалки? На Варварином озере карасей, говорят, тьма. На голый крючок берут. Ха-ха… И щука, и ерш, и плотвичка… На мормышку… Да-да… Конечно. Без этого нельзя. Три бутылочки, меньше не уложишься. Ну, бывай.

Жежеренко, улыбаясь, кладет трубку и видит Костикова. Лицо его становится каменно безразличным, непроницаемым.

— Товарищ Жежеренко, произошла нелепица…

— Н-да? — бесстрастно произносит Жежеренко. — Ничем не могу…

— Послушайте, так дальше жить невозможно. Я не сплю, жена заболела… — жалуется Костиков.

— Так мы же не поликлиника, — прерывает Жежеренко.

— Мой дом…

— Мы не жилищный отдел.

— Понимаете, это вроде как хулиганство.

— Хулиганством занимается милиция.

— Мне дали номер вызова такси. Совсем не тот, что обещали. Я прошу переменить.

— Напишите заявленьице. Разберем. В общем порядке, — неторопливо, с паузами, отвечает Жежеренко.

Костиков хватает со стола листок бумаги, карандаш и пишет.

— Не карандашом, а чернилами, — говорит Жежеренко.

Костиков берет другой листок, снова пишет и отдает начальнику, но тот возвращает: