Борис Егоров - Маски

Журналистов не насторожил тот факт, что в ряде книг отец Вали Довгер назван Константином. Тогда почему же она Васильевна? Журналисты не заглянули в официальную биографию самозванной Вали, откуда легко можно было понять, что к чему. И уж конечно им и в голову не пришло, что сведения о «своих» подвигах она почерпнула из кинофильма «Подвиг разведчика»…

Нам понятно: сотрудниками чебоксарской газеты двигало хорошее, доброе чувство — воскресить подвиги героев, рассказать о патриотах. Но столь высокая задача требует самого ответственного отношения. Об ответственности в Чебоксарах забыли. Хотелось скорее крикнуть, удивить.

А кричать не надо. Это отнюдь не свойственно духу и традициям нашей печати. Погоня за сенсацией всегда была чужда и противна ей.

Мы хотим закончить этот фельетон тем, с чего начали, — вернемся в кабинет, где скучают сотрудники энской городской газеты. Скучают в ожидании, какую «клюкву» пришлет Необычнов.

Откажитесь, товарищи, от его услуг! Пусть он рассказывает небылицы своей бабушке. Рядом с вами вечный, неиссякаемый источник творчества — жизнь. Она, живая и многогранная, шумит за окнами. И в ней — естественной и непридуманной — самое удивительное! А кальмары в пресных водах Оки не водятся: был только один, и притом дохлый. Случайно попался в ящике с серебристым хеком. Ну, естественно, судовой повар выбросил его за борт.

Голубцов страдал от собственных достоинств.

Он был воспитан в духе идеальной точности и безупречной аккуратности. Уважал время других и ценил свое.

По этой причине он был очень наивен и имел много огорчений.

Посудите сами: приглашают его на собрание. В билете написано: «Начало в 6 час. 30 мин.» В 6 часов 30 минут он приходит в клуб. В клубе — пусто.

Голубцов одиноко блуждает среди холодных колонн фойе, а потом обращается к дежурному:

— Может, отменили собрание-то?

Дежурный смотрит на него взглядом, в котором нетрудно прочитать такое: «Ты что, братец, рехнулся или от рождения того?»

Голубцов это смелое предположение, разумеется, отрицает. Тогда дежурный говорит:

— Не знаю, откуда вы приехали. Но у нас всегда так: назначаем на шесть тридцать, чтобы к семи — в начале восьмого собрались.

Нечто подобное происходило с Голубцовым и тогда, когда он был зван в гости.

Приходил, конечно, первым. Хозяйка встречала его в халате, руки не подавала: руки у нее были в тесте, она только что приступила к пирогам.

— A-а! Раздевайтесь, проходите! — восклицала она с фальшивым гостеприимством. — Вы, конечно, вовремя, как приглашали… Но раньше чем через час, наверное, никого не будет. По опыту знаю. Я и с пирогами еще успею управиться и душ принять. Так что займитесь чем-нибудь.

Занятия для гостя чаще всего находили сами хозяева: ему предлагали таскать мебель, развлекать младенцев или открывать бутылки.

Один раз он даже натирал полы.

Водил щеткой по паркету и бормотал себе под нос:

— И когда я оставлю эту дурацкую привычку приходить точно?

Дело, безусловно, не в том, что Голубцов не любил физических упражнений. Ему было жаль времени. Что-то он сегодня не успел сделать, что-то отложил на завтра. И ради чего?

Логичнее было бы, конечно, если бы полы натирали опоздавшие.

О них и речь. О тех, кто похищает время у других и но очень дорожит своим.

При этом хотелось, чтобы читатели, смеясь над ними, не забывали и о себе. Будем самокритичными: минусы, послужившие темой этого фельетона, в равной мере присущи многим из нас. Словом, поговорим о времени (в первом значении этого слова) и о себе.

Предоставим, например, слово чуткому, отзывчивому врачу, который дает больному талончик на 15.00, а принимает в 16. Или пунктуальному руководителю, заставившему томиться за дверью своего кабинета целую группу директоров предприятий.

Конечно, со всеми сразу не побеседуешь. Но ведь эти люди приехали не просто так. Их вызвали. Их предусмотрительно оповестили «молнией»: «Ваш вопрос слушается в 13.15. Явка без опозданий».

В других случаях, видимо, можно опаздывать. Такая уж дисциплина. Иначе страховочная приписка «без опозданий» не понадобилась бы.

Итак, вопрос слушается в 13.15. Мы готовы со всей непосредственностью порадоваться столь точному расчету. Но ни в 13.15, ни в 14.15 приглашенного «молнией» в кабинет не зовут. Вопрос в лучшем случае назреет к вечеру, в худшем — его перенесут на следующее заседание.

— Погуляйте, товарищи. Задержитесь на пару деньков.

А задерживаться директору ой как не хочется! У него завод. У него тысячи людей и множество дел.

«Вынужденная посадка» всегда неприятна. У каждого свои планы, свое расписание. Человек работает в учреждении. Учится в вечернем университете. Он самозабвенно поет после работы в академическом хоре или с увлечением осваивает фигурное катание. Пишет книги о своем производственном опыте или нянчит внука. Хороший, милый карапуз, а оставить его не на кого. По сей причине установлены дежурства.

Человек торопится. Но вдруг кто-то лезет к нему в карман. В тот карман, где у него время. Чья-то грубая рука тащит из этого кармана как мелкие монеты — минуты, так и крупные купюры — часы, сутки.

Образ этот, полагаем, вполне уместен. Старая пословица гласит: «Время — деньги». Глупо и обидно терять его на «вынужденные посадки».

Ученые подсчитали: за 70 лет жизни человек 23 года спит, 6 лет он проводит за едой.

6 лет за едой? Это смотря в какой столовой он обедает. У иного на ожидания гуляша с вермишелью и все 12 уйдут.

Плохо, очень плохо, когда лучшие годы похищаются у человека нерасторопными официантками и нераспорядительными директорами пищеблоков. Не легче и не утешительней, если в той же незавидной роли выступают словоохотливые докладчики.

Задача докладчика — рассказать, допустим, о том, как выполняется план по выпуску деревянных бочек. Сколько на это надо времени?

— Мне минут шестьдесят, — говорит докладчик, и на лице его блуждает застенчивая улыбка тяжелоатлета, который вышел на помост, чтобы установить мировой рекорд по поднятию тяжестей.

«Мне минут шестьдесят…» Мне, то есть ему. А другим это нужно? Он начнет, конечно, с того, что человек произошел от обезьяны. До бочек доберется только к концу второго тайма, если применять спортивную терминологию. Потом попросит дополнительное время.

Бондари, собравшиеся в зале, конечно, зашумят. Председательствующий, конечно, их будет успокаивать:

— Тише, товарищи! Мы работаем только час.

Смешно: «работаем». Никто тут не работает. Здесь переливают из пустого в порожнее, делового разговора нет, быка за рога не берут, а если бы брали, то на доклад — 10–15 минут, на выступления — 5. Пожалуйста, выдавайте конкретную критику, конструктивные предложения. Краткость — сестра таланта не только в художественной литературе.