Артур Кангин - ОстанкиНО

Очнулся лишь тогда, когда осознал, что деньги заканчиваются катастрофически. Рюкзачок почти опустел. Ощупал рифленую рукоятку пистолета. Не поставить ли точку в конце пути? Умереть фартовым?

Но решил для начала испытать судьбу.

Отправился в казино, на третьей палубе, всю оставшуюся наличность поставил на «21».

Выиграл.

Раз и еще раз!

Опять все деньги на кон.

Опять удача!

Когда в каюте складывал деньги в заветный рюкзачок, пересчитал их.

Сумма его заставила вздрогнуть.

Ровно 500 тысяч грин.

Ровно столько, сколько было тогда в подвале.

Ну, что продлить круиз?

Нет, захотелось домой.

Через пару дней он оказался в своей полуподвальной квартирке.

Сколько он тут не был?

Лет пять…

Почтовый ящик ломился копеечными счетами и угрозами. Вся комната заросла пылью. Под потолком свил свои сети чёрный паук.

Ночью Максим пошел к пивному шалману. Прикупил шесть бутылок крепчайшего пива.

Принес, махом выпил первую, упал на драную тахту с жалом пружины.

Ликующий алкогольный удар согрел сразу душу.

И вот он бежит по березовой чаще («Ямаху» – на фиг!) к красавице Маше.

А она к нему выходит совершенно нагая, лишь в венке из одуванчиков и медуниц.

– Я тебе сварила уху из карасей, – ласково шепчет Мария.

Он благодарно целует её в конопатое плечо.

Как хорошо!

Может, сжечь все эти поганые деньги, самому опять в дворники, а?

Ведь счастье же было!

И даже покруче, чем в реальной жизни.

В дверь позвонили:

– Это я, Людмила!

Макс выглянул в зрачок.

Его старая подруга. Испуганно улыбается. Спереди нет уже трех зубов.

Максим радостно распахнул дверь:

– Люся, заходи! Пива будешь? Только сгоняй в шалман. Тут у меня лишь своя норма.

Люся кинулась к Максиму и обняла его крепко, словно медведица.

От подруги пахло чесноком и немножечко псиной.

Вот оно счастье!

– Парня не трогай! Пусть мирно живет на свои пол-лимона. Все же гегемон, становой хребет нашей многострадальной страны.

– Мне он самому симпатичен.

– Что-то мы с тобой про бухгалтеров забыли. А ведь там столько можно нарыть! Там же Эльдорадо, Клондайк, Новый Уренгой! Иди, Петя, принеси мне ударный, зубодробительный компромат.

К своему сороковнику бухгалтер телеканала «Зебра» Макар Жеребчик крепко задумался о смысле жизни.

Почему, скажем, судьба русского человека так неуклюжа, нечиста, кособока? Исполнена диких драм?

Вдруг осенило – насилие!

Вот корень всех зол…

Почитай газету, включи телевизор, радио – зарезали, взорвали, изнасиловали, угнали в рабство.

Насилие…

Как это по Евангелию? Хватили по одной щеке, подставь другую? Было бы десять щек, десять выкладывай!

Макар решил жить строго по заповеди.

Начал с жены Клавдии.

Раньше она попросит его на улице коврик вытрусить или мусорное ведро вынести, Макарка начинал бузить. Мол, то не этак, и это не так!

Жена, конечно, обижалась. Бросалась с кулаками. Парочку раз Макар отправлял Клаву в нокдаун. Пригодились юношеские занятия боксом.

А вспомнит о непротивлении, так сразу хватает ведро, коврик, продуктовую авоську, бежит куда следует.

Клавушка поначалу опешила. Реагировала на всё происходящее с чуть приоткрытым ртом. А потом обняла супруга, пытливо взглянула в глаза:

– Неприятности на работе? Обсчитался?

– Что ты? Блеск!

– Приболел?

– Здоров, как бык!

– Что же с тобой случилось? Любовницу завёл?

– Да, что ты?! Мне, дай бог, с тобой супружеский долг выполнять с образцовой регулярностью.

– Так что же? – чуть не рыдает супруга.

– Непротивленцем я стал.

– Как это?

– По евангельской заповеди? Слышала о щеках?

Клаве показалось, что муж издевается.

Со всего размаху она звезданула мужу по одной из щек. Муж, не будь дурак, сразу же подставил следующую. С радостью подставил. С ликованием.

Клавдия в ужасе округлила глаза и с лебяжьим криком рванула за дверь.

А через пару дней улетела в Кокчетав, к маме.

Макарка остался один.

Он обложился священными книгами, трудами Льва Толстого и Ганди, принялся постигать высокое искусство непротивления.

Щека Макаркина зажила не сразу. Лиловый подтек не сходил пару недель.

А тут Макара вызвал генеральный продюсер телеканала «Зебра» Аркадий Звягинцев.

Скосился на лиловую щеку:

– Что это с вами?

– Последствия рукоприкладства жены.

– За что же?

– За непротивление.

– То есть?

– О щеках слышали? Ударили по одной, подставляй вторую.

– Вы верующий?

– Не очень… Но в эту заповедь верю.

– Ладно! – шеф достал из стола толстую папку. – На следующей неделе к нам приезжает аудиторская проверка. В этой папке на нас компромат. Черная бухгалтерия. Ваша задача – это нигде не должно вылезти.

Макар почесал раздутую щеку:

– Я этого делать не буду.

– Это еще почему?

– Любая проверка – это насилие. А его нужно принимать с радостью и любовью.

– Хорошая шутка!

– Я не шучу.

Макара уволили.

Стал он уныло ходить за пособием по безработице.

Сплошное унижение. Сплошная практика со щеками.

За несколько месяцев дошел до полного обнищания. А тут слышит, кто-то ночью дверь взламывает.

Макарушка гостеприимно распахнул её.

За порогом стоял коренастый мужичок в вязаной шапочке.

– Ты кто? – спросил Макар Жеребчик.

– Медвежатник.

– Вор, что ли?

– Ну?

– Проходи!

– Не понял?

– Проходи и бери, что угодно.

Вор осторожно переступил порог.

– Вот манки немного осталось, – певучим голосом экскурсовода вещал Макар. – Тут грамм триста пшена. Хлеба, увы, нет. И картошки.

Лиходей вдруг заплакал:

– Совсем обнищал, братишка?

– Совсем.

Познакомились.

Медвежатника звали Василием Петушковым. Он был, кстати, тоже из отставных телевизионных бухгалтеров.

У Васи с собой оказалась фляжка со спиртом.

Дернули под обломки сухаря.

– Напарник мне нужен! – исповедовался Василий. – Есть у меня на примете склад. Хранилище элитной одежды. Кожаные турецкие куртки. То, да сё…

– Зачем ты это говоришь? – усмехнулся Макар.

Он уже очень давно не пил. Сокровенное тепло благостно разлилось по телу.

– Напарник мне нужен. Пойдешь?

– Но грабеж – это насилие!

– Уточняю, склад одежды для богатеньких буратин. Они на фартовых автомобилях разруливают. Какое насилие? Что ты?!

Ещё выпили.

Сухарь закончился, занюхали рукавом.

– Ну, разве попробовать? Всего разок? – задумался Макарка.

Склад на проспекте Мира взяли с лёгкостью необыкновенной.

Загрузили под завязку Васин «Москвичок» кожаными куртками и штанами.