Артур Кангин - ОстанкиНО

Ксюша гладила и подёргивала себя за клитор.

Сладкая, щемящая боль прокатывалась по телу.

Бесспорно она есть!

Когда же падала в атласную постель, начиналось самое гадкое – небытие! Проклятый сон отбирал все доказательства жизни.

Она включала яркий свет, врубала телевизор. Обкладывалась кричащими газетами и журналами.

Да вот же она! Вот!

Приносит пасхальные яйца в камеру Ходорковского. Обсуждает насущную проблему перемены пола с Анжелиной Джоли. Помогает на яхте поднимать алые паруса самому Абрамовичу.

Заснуть её заставлял лишь ужас перед лиловыми от недосыпания кругами под глазами и сбитой речью.

На фото не всегда подретушируют, а из ящика вырежут.

В одно прекрасное весеннее утро, по пути в элитный массажный кабинет, Ксюшечка приметила нечто странное, загадочное.

Попросила водителя остановить линкольн, подошла к газетному развалу.

Да это же просто кошмар!

Ни с одной обложки глянцевого журнала на неё не глядела она сама, курносая Ксюша Собак.

– Что такое? Где я? – спросила она киоскера, седую женщину с трясущейся от болезни Паркинсона головой.

– «Московский комсомолец», «7 Дней»? – вопросительно уставилась на нее старушонка.

– Где?! – девушка гневно топнула ножкой. – Где на обложке Ксюша Собак?

– Ой, эта глупая Ксюша? – усмехнулась подслеповатая бабуся. – Вы разве не знаете? Журналисты объявили ей мораторий.

– То есть? – внутри всё помертвело.

– Надоела эта красотка. Больше со своей лошадиной челюстью она никуда не попадет.

Ксюшечка развернулась на шпильках к линкольну.

– В Кремль! – приказала она водителю.

Разгневанно вбежала в кабинет президентского пресс-атташе.

– Роман Сигизмундович, – сбиваясь на хрип, произнесла она краткий спич, – в какой стране мы живем? У нас демократия или где? А свобода слова? А я?..

– Ксения, успокойтесь, – плотный человек в ярко красном галстуке выплыл из-за стола.

– Где я на обложках?

– Вас и на ТВ нет, – пресс-атташе с хрустом потёр свой лысый череп.

– Да это же вселенский скандал!

– Не спорю, – отреагировал Роман Сигизмундович, вдруг широко улыбнулся: – Но первую скрипку тут играют деньги.

– Какие деньги?

– Рубли… Доллары… Евро… – плешивый властитель энергично стал курсировать по кабинету. – Миллиардер Павел Слёзкин накатил всем СМИ кругленькую сумму.

– Слёзкин? Тот самый? Это ему зачем?

– Цитирую дословно. Его послание СМИ. Только не обижайтесь, – пресс-атташе смущенно откашлялся. – «Я, Павел Слёзкин, буду покрывать все ваши убытки от запрета показа этой девицы с лошадиной челюстью. Каждый месяц я кроме того обязуюсь выплачивать солидный бонус».

Ксюша плюхнулась в глубокое кожаное кресло.

По лицу заструились жаркие слёзы.

Но взяла себя в руки:

– Роман Сигизмундович, у вас же есть административный ресурс. Надавите!

– Ничего не могу сделать, – развел руки президентский холуй. – Сами понимаете – демократия…

День, который Ксюша приговорена была провести, грозил стать отвратительным до последней секунды.

Водителю линкольна она велела ехать домой. А там принялась судорожно перещелкивать ТВ-каналы.

На российских её начисто не было. Лишь пару раз мелькнула на зарубежных. В чужих странах она не пользовалась бешеной популярностью.

С отчаяния напузырила в ванну лавандовый шампунь, соскользнула в воду. Раньше казалось – вот он рай! Мраморная ванная, ароматная пена, вездесущая Собак. Сейчас же по её худенькому телу прокатился ледяной ужас. Почудилось, что вода растворит её без следа. До последней молекулы. В СМИ её уже почти нет, значит, никогда и не было.

Ошпаренной кошкой вылетела прочь. Горло передергивала судорога.

Залезла под байковое одеяло, но все равно трясло от холода.

А вдруг это одеяло – её смертный, погребальный саван.

Её нет… Осталась лишь желтая мумия. С лошадиной челюстью.

Споткнувшись, кинулась к журнальному столику.

Да вот же она! Вот!

Деловая, игривая, развратная, гневная, соблазнительная…

С Путиным, папой Римским, Майклом Джексоном, Басковым, Шварценеггером, матерью Терезой…

Ведь было же, было!

Было… Только архив… Даже для подтирки и то не годится…

«Слёзкину звонить! Самому! Срочно!» – озарило молнией.

Павел Иванович терпеливо выслушал сбивчивый Ксюшин рассказ.

– Где я живу, знаете? – только и спросил он в трубку.

– Ну, конечно. На Рублевке. Об этом в каждой газете.

– Приезжайте.

Линкольн домчал Ксюшу к магнату за двадцать минут.

Вот и знаменитый дворец из афинского мрамора. Огромные, пуленепробиваемые витражи. Японский садик с цветущими сакурами. Пантера на серебряной цепи.

Павел Иванович оказался молодым, подтянутым мужчиной. Одет решительно просто. Вельветовый костюм с костяными пуговицами. Легкие шлепанцы из козлиной кожи.

– Значит, вот вы какая, Ксюша Собак?!

Миллиардер вплотную подошел к девушке. Пощупал её за худенькое плечо.

– А ваша знаменитая лошадиная челюсть не такая уж большая… Даже милая…

– Добить решили? – заплясали Ксюшины губы.

– Почему вы так любите телевидение, прессу? – вопросом на вопрос ответил олигарх.

– Я же вам говорила. Когда обо мне молчат, меня нет…

– Об этом мне приходится только мечтать, – угрюмо вздохнул олигарх.

Павел Иванович вдруг погладил Ксюшины острые груди, поцеловал в нежную шею.

– Что вы себе позволяете?

– Разве ты, дурочка, не понимаешь, что я давно уж люблю тебя?

…Ах, какие они сказочные кульбиты выделывали на водоналивном матрасе! Ох, какими жаркими были объятия, какими проникновенными проникновения!

Потом матрас надоел. Перешли на стол из мореного дуба. Затем возлегли перед клеткой с павлином. Следом упали под сакурой, белоснежные лепесточки цветов осыпали их.

Положа руку на сердце, Ксюшочке впервые было так хорошо с мужиком.

И миллиардер был тоже вне себя от восторга.

– Что ты хочешь? Проси! – смущенно подергал он себя за чуть крючковатый нос.

– Жить с тобой.

– Дорогая!

Вот уже год, как Ксюша безвыездно живет в Рублевском дворце олигарха. Три ТВ-канала, специально созданные Павлом Ивановичем, снимают только Ксюшу в интерактивном шоу и транслируют на весь белый свет.

Одно шоу называется «Бассейн + Собак», второе – «Туалет + Собак», третье – «Просто Собак».

Ксюша беспредельно блаженствует.

Весь мир теперь видит, как она забавляется с вибратором, ходит по малому и большому, бреет подмышки.

У миллиардера было лишь одно пожелание, чтобы нигде, ни под каким предлогом он сам не попадал в кадр.

Слёзкин ненавидит телевидение, все СМИ.

Не очень в них верит.

Всё только для жены!