Олег Агранянц - Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди

Как-то кирпичный завод в Камышине не прислал нам отчет о тех преимуществах, которые он получил, внедрив присланную нами технику. Не прислал раз, не прислал другой. Мы ему — грозное письмо: снимем премию. Не отвечает. Мы ему — письмо еще более грозное. В ответ — молчание.

Так продолжалось два года. Однажды наш сотрудник по каким-то делам должен был отправиться в Саратов. Начальство приказало ему заехать в Камышин и разобраться с непокорным кирпичным заводом.

Он поехал и выяснил. Оказалось, что такого завода нет. Его должны были построить, но не построили. А по нашим бумагам он числился построенным. Куда попала купленная с нашей подачи импортная техника, никто не знал.

Словом, «опередили».

Однажды я попал в Волгоград с большой делегацией французских промышленников. Они приехали со своим переводчиком, моим старым знакомым графом Н. Черкезовым. Волгоградский совнархоз (было это во времена совнархозов) выделил в качестве сопровождающей девицу по имени Татьяна, которая сразу меня предупредила, что если французы будут к ней приставать, она даст решительный отпор. Я заверил ее, что французы будут вести себя прилично хотя бы потому, что самому младшему из них был 71 год.

Заключительный прием устроили на теплоходе. Татьяна села между мной и Черкезовым.

— Как это неприлично — пить рюмку не до конца! — возмущалась она.

— Произнеси тост и попроси их выпить до конца, — посоветовал я.

— Я так и сделаю.

Через минуту она спросила:

— Как по-французски «до дна»?

– À cul sec.

Татьяна насторожилось: «Странное сочетание» — и решила проверить у Черкезова. Тот подтвердил. Она опять не поверила и попросила меня объяснить, что оно означает.

— «À» — предлог, «sec», — сухой, «cul»…

Тут я замялся, ибо это слово по-французски означает «ж…», хотя в сложившемся словосочетании «à cul sec» оно совершенно незаметно.

— Донышко стакана, — выкрутился я. — Чтобы донышко стакана стало сухим.

И она произнесла тост. А в конце решила удивить знанием грамматики и употребила форму subjonctif:

— Je veux qu'après mon toast vos culs soient secs.

А это означало: «Я хочу, чтобы после моего тоста ваши ж…ы оставались сухими».

Французы замерли. Потом их руководитель, холеный аристократ со звучной фамилией Фантон д’Андон, произнес:

— А почему бы и нет! Я еще никогда не пил за это. C’est bien maternel tout de même («Это очень по-матерински, в конце концов»).

Позже на заключительной беседе у Косыгина господин Фантон д’Андон отметил:

— Прием был исключительно теплым, а в Волгограде даже материнским.

Академик Спицын водил гостей-французов по вестибюлю гостиницы «Украина» и объяснял им:

— Это — ресторан, где вы можете пообедать. Это — лифт, на котором вы можете подняться в номер.

И другие не менее полезные вещи.

Французы понимали, что в ресторане обедают и что на лифте поднимаются, но вежливо кивали головами, выражая нечто вроде удивления.

Я терпеливо ходил сзади. Я знал, что люди, слабо владеющие иностранными языками, любят удивлять своими познаниями.

Наконец они подошли к почтовому киоску.

— Это почта, — проинформировал гостей академик. — Здесь вы можете купить марки и конверты.

Слово «конверт» французское. Из-за ошибки какого-то переписчика или по какой-то другой причине это слово вошло в русский язык не как «куверт», а как «конверт». Академик этого не знал. И произнес:

— Ici vous pouvez acheter timbres et converts.

Но con по-французски означает «женский половой орган» в самом вульгарном звучании, а vert — зеленый или очень молодой.

Словом, академик предложил гостям очень молоденькие п…

Гости обалдели. Один из них понял, что здесь какая-то ошибка, и спросил, пользуется ли уважаемый ученый этими cons verts?

— Да, — бодро ответил академик.

Француз не отставал:

— У нас это дорого.

— А у нас очень дешево, — с гордостью за отчизну отчеканил академик.

В машине я объяснил французам ошибку академика. Они так хохотали, что испугали шофера.

Опытный переводчик Дима Турчанинов учил меня: «Переводчик должен пить через тост». Иногда я нарушал это правило.

Однажды в Волгограде после обеда с большим количеством тостов французскую делегацию повезли осматривать клуб Волгоградского нефтеперерабатывающего завода. Нас привели в зал, где были установлены макеты различных агрегатов.

— Не надо нам подробно рассказывать, — попросили меня французы. — Говори только, что производит каждый агрегат.

Мы подошли к огромному макету.

— Что производит эта установка? — бодро спросил я.

— Синтетические смолы, — ответили мне.

И я допустил ошибку. Вместо résine («смола») произнес raisin («виноград»).

— Синтетический виноград? — удивились французы.

Я переспросил. Мне подтвердили.

Французы оживились:

— И его можно употреблять?

Я снова спросил. И снова мне ответили утвердительно. После чего я повел французов дальше.

На следующий день за завтраком мы разобрались, в чем дело, и французы еще долго подшучивали надо мной. В одном из писем ко мне руководитель делегации потом написал:

— Вчера мы с дочкой ели виноград. Он был очень вкусный, но до синтетического из Волгограда ему далеко.

Везем большую делегацию в Ригу. Нам выделен отдельный вагон. Утром мы, трое ребят, приходим в двухместное купе, где разместились девочки-переводчицы. Открыли бутылку водки. Рюмок, естественно, нет, используем вагонные стаканы. Налили водку, и вдруг открывается дверь. На пороге — заведующий отделом, руководитель делегации М. Шацкий, детина под два метра ростом и весом под сто килограммов. Мы замерли со стаканами в руках.

Шацкий взял один стакан, понюхал и громовым голосом прорычал:

— Утром!? Водку!? Стаканами!?

Мы молчали.

— Наливайте.

Мы тут же налили стакан, хотели предложить закуску — малосольный огурец. Шацкий отказался:

— Здоровье не позволяет.

И залпом выпил стакан.

К спиртному тогда было отношение особое.

Помню, я был включен в состав делегации, проверявшей работу Ленинградского совнархоза.

Утром, часов в восемь, нас принял второй секретарь горкома Б. А. Попов. Он пригласил нас в свой кабинет. На столе стояли большие фужеры. Помощник Попова налил в них коньяк. Кто-то из наших стал робко возражать.

— Надо, надо, — назидательно оборвал его Попов. — День будет трудный, потом не успеем.

— Странный человек, — указывая на меня, сказал переводчик Юра Серегин человеку в синем костюме.

Я считал чемоданы. Их было около сорока. Делегация, с который мы с Юрой работали, прилетела из Адлера в Ленинград. Чемоданы делегатов привезли из аэропорта в гостиницу «Европейская», где мы должны были жить три дня, и я их считал.