Екатерина Кариди - Переспать на спор

Мужчина, который ей дорог…

Что ж, он заставит ее забыть того мужчину, который ей был дорог.

Потому что она — его.

Ему надо что-то менять в жизни, а то так он долго не протянет, просто не протянет, сойдет с ума.

Уже под утро Михаил встал и ушел к себе в комнату. Не спать, спать не хотелось. Привести себя в порядок. А потом он начнет действовать.

Аня проснулась поздно, еще какое-то время просто лежала в постели, не хотелось вставать. Постель ощущалась как последнее убежище, где она может спрятаться от жизни, которая ждет ее за дверями комнаты. Она вспоминала странную ночь, эту непонятную, противоестественную близость, возникшую между ними. Но ночь ушла в прошлое, и унесла с собой все то таинственное, что связывало их в темноте. А яркий дневной свет снова высветил невеселое настоящее. Он ее терпеть не может, ей лучше исчезнуть из его жизни. И незачем ему знать о ее чувствах.

Нельзя прятаться от жизни вечно. Аня заставила себя встать, умылась, в зеркале опухшая, зареванная физиономия. Нет, в таком виде она никому не покажется.

Михаил сидел в кухне с одиннадцати, все поглядывал на часы. Долго спит. Когда ждешь, время вообще тянется медленно, а он ждал с тайной надеждой и нетерпением, руки непроизвольно поигрывали ключами.

А… вот, вышла, идет в кухню. И тут он замер, уставившись на нее с открытым ртом. Женщины всегда преподносят сюрпризы. Аня была в пушистом банном халате, лицо полностью скрыто густым слоем какого-то крема, одни глаза торчат, не голове наворочено полотенце, ноги босые. Миша не выдержал и совершенно неприлично заржал. Девушка сначала съежилась о неожиданности, она была уверена, что в это время будет дома одна, а тут он… Его ей меньше всего хотелось видеть, стало досадно и неуютно. Он прекратил смеяться:

— Доброе утро.

Аня кивнула в ответ, мазнув по нему равнодушным взглядом, пошла заваривать себе кофе.

— Как спалось?

— Хорошо, — ее голос был ровным и мертвым.

Мужчина заерзал, лучше бы она злилась. Неужели ничего не спросит, не закатит сцену? Нет? Плохо, с этим ему легче было бы справиться. Придется «плыть в незнакомых водах». Он прочистил горло:

— Анна…

Официально-то как, подумала она.

— Я… Вот тебе ключи от новой машины. Она твоя.

Он выпалил это бодрым голосом на одном дыхании, положив ключи от машины на стол, и теперь затих, ожидая ее реакцию. Должна… Должна…

Он хочет ее купить. Купить! Боже, как противно… Аня налила себе кофе, медленно повернулась. Михаил жадно вглядывался в ее лицо, ну обрадуйся, ну хоть чуть-чуть, пожалуйста… Девушка взглянула на него спокойным, каким-то пустым взглядом и сказала:

— Не стоило тратиться, у меня есть машина, — и уткнулась глазами в кружку.

Ему захотелось треснуть кулаком по столу и лопнуть от досады, но Михаил взял себя в руки:

— Небось, нисан какой-нибудь древний? Или хюндай?

— Хонда. Она меня устраивает.

— А меня не устраивает! — он все-таки начал выходить из себя, — Моей жене по статусу не полагается ездить на какой-то развалюхе!

— Ааааа, по статусу… Ничего, пусть считают, что я эксцентричная особа.

Он прошелся по кухне, ероша волосы.

— Эксцентричная, это точно! Что это за дрянь у тебя на лице? И почему ты босая ходишь, так простудиться недолго? И незачем квартиру каждый день драить! Два раза в неделю приходит домработница, нечего ее работу делать!

Он распалялся все больше, незаметно наблюдая за ней. Ну разозлись же, разозлись на меня, выдай хоть какую-то эмоцию. Нет. Сидит, как каменная! Он хлопнул себя по бокам и со стоном выдохнул. И тут Аня произнесла негромким спокойным тоном:

— Я бы хотела поскорее начать работать.

— Тебе нельзя сейчас, не раньше, чем через месяц.

За этот месяц он придумает, куда ее устроить, чтобы была на виду. Девушка нахмурилась.

— Мне нужны свои деньги.

— Детка, — покровительственный тон, — если тебе нужны деньги, достаточно просто сказать!

— Мне нужны СВОИ деньги. И еще мне нужны ключи, я из дома выйти не могу, а мне нужно выйти.

— Зачем?

Тут же подняла голову ревнивая подозрительность. Неужели хочет побежать к этому своему дорогому мужчине?! Черта с два он ее отпустит.

— Мне нужно кое-что купить.

— Позвони Петровичу, или скажи мне, и все будет куплено.

Она поморщилась.

— Мне нужны прокладки…

— Прокладки? Для чего? Прости… Дурацкий вопрос.

Как по-дурацки! По-дурацки! Нахлынуло сожаление. Он, оказывается, в глубине души все это время надеялся, что может быть, она беременна.

— Да, конечно… Еще что-нибудь?

Она подняла на него глаза и проговорила с неуловимой тоской:

— Я хочу к маме.

Михаил отвернулся, он сейчас совершенно не владел собой.

К маме. Надо подумать. Может быть так даже лучше. Да, наверное, пусть поживет у матери недельку, перебродит то дерьмо, они оба успокоятся. Пусть соскучится по нему. Он натянул на лицо свою обычную улыбку, повернулся к ней и постарался говорить спокойно и даже весело:

— К маме, так к маме, хорошо. Я сам отвезу тебя, куколка моя, поживешь у мамы недельку.

Как он обрадовался! Аня помертвела внутри, лишний раз убедившись, что только мешает жить этому человеку. Вслух глухо пробормотала:

— Спасибо, — допила кофе, помыла кружку и тихонько вышла.

— Боже мой! Ну что же мне сделать, чтобы она хоть как-то отреагировала! Или хотя бы разозлилась! — думал он, глядя, как его маленькая жена понуро уходит, — Да уж! После тех номеров, что ты здесь выкидывал, тебе еще долго придется ползать на брюхе! Идиот несчастный. Несчастный, как это точно сказано…

Подумать только, прошла всего неделя и два дня. А кажется, как будто несколько лет отделяют ее от того момента, когда она заметила в ресторане красивого мужика с холодными серыми глазами, читающего газету. Аня собрала свои вещи в ту сумку-саквояж, с которой еще из больницы приехала. Ее чемодан должны были завезти к ней домой девчонки. Из тех вещей, что купил ей муж, ничего брать не стала. Смыла крем.

— Хммм… Иногда реклама не врет…

Лицо было на удивление свежим, следов слез совершенно не видно, только губы чуть припухли. Это ничего. Она оделась, собрала волосы в аккуратный пучок на макушке и вышла из комнаты.

Муж стоял у двери, словно поджидал ее. Понятно, ему не терпится, чтобы она убралась, так она и не собиралась задерживаться.

— Это все? — он с сомнением показал на ее сумку.

— Да, это все мои вещи.

— Покажи.

— Что?

— Я сказал, покажи. Что непонятно?

Ему было очень неприятно, что эта девчонка ничего не хочет от него принимать. Так, кажется, разозлилась.

— Смотри, — она резко открыла сумку.

Он глянул, поцокал языком:

— Ай, ай, ай. Я так и думал. Как тебе не стыдно, куколка моя? Какого мнения будут обо мне твои родители? Что скажут, ни одной тряпки молодой жене не купил? Позор! Нет уж, милая.