Геннадий Демарев - Сказки для взрослых детей [Litres]

Рано или поздно такое положение дел могло вызвать в Хун-Ахаве зависть. В один из прекрасных дней, когда, будучи совсем взрослым, Атлас женился на самой красивой девушке страны, сердце Хун-Ахава не только преисполнилось завистью, но и загорелось неутолимой ненавистью. Но что он мог поделать, воспитанный укоренившейся моралью и законами? Приходилось почитать царя и придерживаться общепринятых традиций. Атлас не был ни богом, ни духом, чтобы иметь возможность застать человека, которого считал своим самым близким другом, в такой момент, когда тот оставался в полном одиночестве. Если бы царь обладал такими способностями, он был бы несказанно удивлён, видя в чёрных глазах жреца сущий ад…

Хун-Ахав не мог выступить против царя открыто, потому что народ задержал бы его и подверг самому строгому наказанию. Он не мог поделиться своими мыслями ни с одним из смертных. Но он имел возможность оставаться по ночам в полном одиночестве и мечтать о том, как однажды займёт место ненавистного царя. Вот тогда уж точно некому будет и вспомнить о его былой неудачливости!..

Но вот обоим исполнилось по сорок лет. Увидев однажды в зеркале первую седину в своих волосах, Хун-Ахав подумал: «Вот она — старость!.. — А в волосах Атласа ни одного седого волоска не появилось… Я умру, а он останется.»

Такой исход казался жрецу непозволительным, всё его существо выражало протест против такой несправедливости судьбы.

«— Почему ей было угодно сделать так, чтобы я родился всего лишь жрецом? — не мог успокоиться Хун-Ахав. — Что же делать?»

И однажды его осенило: всё дело в священной розе! Ему ведь было известно предание, повествующее о том, что белая роза хранит весь остров и, в частности, царей. Нужно ослабить силу Розы, вследствие чего начнёт слабеть и царь, и его власть.

Но открыто пройти к цветку без царя, чтобы причинить ему вред, жрец не имел возможности, поскольку подземный путь начинался в царском дворце. Тогда жрец начал думать над тем, как бы сделать брешь в прочной стене из леса, окружающего священную розу. За столетия, прошедшие с момента его посадки, заросли деревьев сделались непреодолимыми не только для человека и зверей. Казалось, что даже маленькому комарику будет не под силу пролететь между тесно прилегающими друг к другу стволами грабов, ясеней, кустарников и лиан. Находясь в вольготных условиях, лишённый какой бы то ни было угрозы, куст белой розы значительно окреп за это время. Его размеры значительно увеличились: крайние стебли уже почти вплотную приближались к стене из деревьев.

Но жрец не унывал. Сила ненависти пробудила в нём упрямство. В первую же безлунную тёмную ночь он, как вор, пробирался между домов, стремясь поскорее оказаться за пределами столицы. В руках он держал небольшой топор и пилу, которая могла резать деревья совершенно бесшумно. По его подсчётам, ширина лесополосы могла достигать ста шагов. Если учесть, что на каждом метре произрастает, как минимум, пятьдесят деревьев, ему придётся посвятить работе много ночей…

Ему показалось, будто под ногами задрожала земля, когда он нанёс первый удар топором. Сверху посыпались листья и пыль, пересохшие сухие веточки и остатки птичьего помёта. Стало страшно… И ничего удивительного в этом нет, если учесть, что человек не способен видеть то, что происходит вокруг него в темноте. Однако знание этой простой истины не помешало Хун-Ахаву испытать подлинный первобытный страх. Сердце застыло в груди, потом ушло куда-то в пятки, а в голове, как раненная птичка, забилась мысль: «А вдруг сейчас на меня обрушится гнев того существа, которое являлось во сне первому царю?»

Но прошла минута, другая… Ничья карающая десница не поразила жреца. Он успокоился и продолжил своё чёрное дело. Удар за ударов, одно движение пилы за другим, капля за каплей пота… Работа продвигалась крайне медленно, инструменты тупились о крепкую древесину, руки быстро уставали. К рассвету Хун-Ахав обнаружил, что сумел продвинуться вперёд всего на один локоть. С такими успехами ему придётся истратить на работу всю оставшуюся жизнь.

Спеша домой, чтобы привести себя в порядок, он напряжённо размышлял о том, что можно придумать для скорейшего внедрения в жизнь своего чудовищного плана. Оказавшись в стенах родного дома, он быстро привёл себя в порядок и поспешил к царю — приблизилось время, когда оба должны идти к белой розе.

Как ни старался жрец скрыть своё натруженное состояние, царь, едва увидев его, удивился:

— Что с тобой, друг мой? Не пришлось ли тебе, случайно, всю ночь рубить дрова?

Испугался Хун-Ахав этих слов: показалось ему, будто царь обо всё осведомлён. «Рубить» и «дрова» — эти два слова заставили его побледнеть и ощутить, как задрожали ноги от страха. Но, сделав над собою чудовищное усилие, жрец изобразил улыбку, произнося первое, что взбрело в голову:

— Ничего особенного: я просто заболел, температура у меня…

Но эти слова насторожили Атласа.

— На нашем острове у кого-то возможна температура? Нет, друг, тут что-то не то, потому что никто на острове не болеет уже много лет.

Однако у повелителя не оставалось времени задумываться над причиной усталого вида жреца: надо было спешить к розе.

На обратном пути Хун-Ахав, вспоминая об объёме труда, выпавшего на его долю, подумал: «А может, воткнуть в его спину кинжал, который очистит мне путь к престолу?» Но нет, нельзя. Рану обязательно увидят врачи и бальзамировщики, его обвинят в преступлении и казнят… Эти мысли способствовали усилению сердцебиения у предателя. Дышать вдруг стало трудно… И в этот момент он вдруг обратил взор на ряды факелов, прикреплённым к стенам подземного хода. Они производили много дыма, в силу чего и становилось трудно дышать. Но не дым привлёк внимание Хун-Ахава, а огонь, освещающий путь.

Огонь… Согласно преданию, он стал первопричиной появления Атлантиды под солнцем. Огонь создаёт и разрушает. Вот, кого следует пригласить в союзники для задуманного чёрного дела! Стоит всего лишь поджечь лес, а огонь всё остальное завершит сам…

В этот день жрецу предстояло совершать жертвоприношение в храме Адоная. Во дворе и перед входом в обиталище бога собралось много тысяч людей. Все дожидались чуда, которое привыкли созерцать ежегодно: после возжигания курений сам по себе синим пламенем зажигался факел, установленный на главном алтаре. Считалось, что до тех пор, пока раз в году происходит такое явление, страна будет благоденствовать. Увы, на сей раз, несмотря на правильность исполнения обрядов, факел не зажёгся. Это породило среди народа страх и ропот. Кто-то выразил сомнение в жреце, другие предложили искать виновников среди власть имущих. Ничего подобного доселе не происходило, потому ни царь, ни сановники не были готовы к этому. Толпу удалось задобрить и отправить по домам, но страх остался в сердце каждого человека. Страх неопределённый, мистический, глубокий, но никто не знал, откуда ждать беды. Крестьяне, работая в полях, рыбаки, раскидывая сети по водной глади, ремесленники, трудясь на очередной амфорой, — все то и дело обращали взоры в небеса или к древним горным вершинам, красующимся в нескольких километрах от столицы. Откуда могла прийти беда?..