Геннадий Демарев - Сказки для взрослых детей [Litres]

Но было слишком поздно что-либо исправлять. Тогда он нагнулся с целью поднять только срезанную последнюю красную розу, но вдруг воздух наполнился страшным гулом и земля вздрогнула, повалив жестокого человека на следы его преступления. Страх, неведомый ему до последнего дня, вдруг охватил всё существо и отнял способность мыслить. Вытерев грязной рукой испачканное пеплом лицо, он снова потянулся к алому, как кровь, цветку — не то для того, чтобы попросить у него прощения, не то для того, чтобы насладиться его гибелью.

В этот миг из нескольких вершин в небо устремились огромные выбросы вулканического пепла с огнём, а в следующую минуту до слуха донёсся оглушительный грохот, заставивший виновника катастрофы приникнуть к земле. Его десница сжимала розу с такой силой, что шипы проткнули её до кости. Из ранок потекла кровь, столь же чёрная, как его сердце. Когда она попала на лепестки розы, откуда-то с неба вдруг послышался голос:

— О, злое сердце! Ты погубил жизнь. Из-за тебя сегодня погибнет эта страна. Но ты останешься жив и будешь до конца света находиться во зле. Твоим именем матери будут пугать непослушных детей, с ним будут связаны представления грядущих поколений о страдании и зле.

После того, как глас перестал вещать, вулканы разразились страшными извержениями, земля затряслась. На месте преступления образовалась трещина, из которой повалил дым. Вскоре и оттуда изверглись фонтаны пламени и камней. Со стороны пылающей столицы доносились крики отчаяния, боли и ужаса.

Но Хун-Ахав их не слышал. Его плоть, непостижимым образом поднятая над островом, застыла в насыщенном вулканическими испарениями воздухе. Всемогущей силе было угодно заставить его созерцать последствия содеянного зла. Бывший жрец ещё успел увидеть, как несколько трещин прорезали столицу и беспощадный огонь охватил последние остатки её былого могущества. Потом его руки вдруг превратились в огромные чёрные крылья и, с силой загребая воздух, понесли его в западном направлении…

Как свидетельствуют археологические данные, во времена более поздние, нежели те, к которым я имел смелость прикоснуться, Хун-Ахав считался повелителем ада и вечного зла у майя. Что касается розы, она произрастает на всех континентах в самых замысловатых видах, сортах, расцветках.

Открыв глаза, он не сразу осознал, где находится. Большая комната, обложенная мраморными плитами, расплывалась перед глазами; тяжелый туман застилал веки, сливая в одну кучу стены, большой стол, беспорядок на нем и огромное окно. Собравшись с силами, он простонал:

— Пить! Ради Бахуса, дайте мне пить!

Какой — то человек склонился над ним и прижал к его устам кувшин с водой.

Напившись, он уселся на ковре, который недавно ему привезли из Персии, и спросил:

— Что со мною? Кто я есть?

Слуга удивленно прикоснулся к его плечу.

— Господин Аристарх! Неужели ты вечером столько выпил, что забыл собственное имя?

— Аристарх! Кто это такой?

— Это ты и есть. А я — твой отпущенник Деций. Я не припомню, чтобы ты пил больше двух бокалов вина, а от такого количества столь сильно не опьянеть. Что с тобой, господин?

— Что со мной? Эх, если б я знал!..

Во времена римского императора Гая Цезаря, более известного по прозвищу Калигула, творились всяческие бесчинства. Цезарь был заинтересован в деньгах своих подданных, не беспокоясь о методах их добычи. Друг писал доносы на друга, обвиняя его в богохульстве; и тогда император велел казнить виновного без всякого следствия, а его имущество пополняло казну. Такая политика многим приходилась не по душе. Но Аристарх не был римлянином, не претендовал на место в Сенате или на звание всадника. Грек по происхождению, очень состоятельный купец, он мог бы позволить себе купить не только тогу сенатора и превратиться другом императора, но и, пожалуй, весь Сенат и самого Калигулу. Но это было ему ни к чему. Отец его, будучи еще жив, учил сына мудрости, в том числе никогда не гнаться за славой и почестями, не обзаводиться друзьями из числа римских граждан и не употреблять много вина, особенно с римлянами. Первое из этих наставлений Аристарх усвоил хорошо, а второе и третье иногда нарушал. При Калигуле открылись широкие возможности для обогащения, чем и не замедлил воспользоваться юноша. Его состояние возрастало стремительно, десятка два кораблей бороздили море на его пользу и, казалось, все идет как нельзя лучше. Но по долгу положения ему приходилось встречаться с римскими чиновниками: кому дать взятку, кому уплатить налог, с кем договориться о торговых делах. В его дворец приходили римляне — горделивые, наглые, спесивые, — и вели себя почти как у себя дома, но Аристарх молча терпел.

Годом раньше он женился на самой красивой девушке во всей Италии. Она была гречанкой и звали ее Аспазией. Ей в свое время предлагали свое сердце многие знатные римляне, но она отказывала им, потому что те не желали освящать брак с ней в храме, — она же не римлянка. Для всех неримлян был единственно доступный вид брака — конкубинат, гражданский брак, сожительство. Римлянин мог бросить такую жену на следующий же день. Став женою Аристарха, Аспазия больше ничего и не желала. Но это не мешало римлянам всякий раз посматривать на молодую красавицу красноречивыми взглядами.

Один из них, консул Юний, посещая купца, испытывал к нему тайную зависть и ненависть за его богатство, везение и за то, что боги одарили безродного грека чудной женой. Сам Юний успел пустить на ветер наследства троих родственников, и сейчас существовал на проценты с доносов. Аристарх не смел прогнать его из своего дома только потому, что тот считался другом Калигулы.

— Ничего не понимаю, — произнес Аристарх, хватаясь за больную голову. — Таким пьяным мне не приходилось быть никогда. А по какому поводу я напился?

— Господин, ты пил за здоровье своего новорожденного сына, — ответил Деций.

— Сына?! Разве у меня уже есть сын?

— Да, вчера Аспазия родила его в полдень.

— Вот так дела… Ну-ну, говори дальше.

— Ну, как заведено, повитуха внесла младенца в зал, где ты пил вино с римлянами, и попросила, чтобы ты дал ребенку имя. Но ты поступил так, как поступают римляне, когда отказываются от детей — отпихнул его ногой. Тогда поднялся Юний и взял дитя на руки. Он сказал, что сделает из мальчика хорошего раба.

— Раба? Из моего ребёнка?!

— Да, господин. Кто же принуждал тебя пихаться ногой?

— О, боги! Что я наделал?! — заплакал Аристарх. — Как я смогу смотреть в глаза Аспазии?

— Затем произошло следующее, — хладнокровно продолжал отпущенник. — Римляне заговорили о Калигуле, обвиняя его во всех грехах.

— А, опять хотели выведать, как я отношусь к делам императора, — улыбнулся Аристарх. — И?…