Владимир Данилушкин - Магадан — с купюрами и без

На родильном доме на крыше чайки сидят, песни распевают, да громко так, пронзительно, будто женщины в родильной «кричалке». А что поделаешь, если в наших краях аисты (национальный символ германцев) не водятся? Взаимопомощь, возможно, и у пернатых имеется. Недаром здесь частенько девочек Ларисой называют — в честь чаек. Есть одна Лариса-орнитолог, веселая и неутомимая.

Лето нынче необычно теплое, за 36 лет наблюдений не было такого. Наслаждаешься им от пуза, и даже хочется монетизировать климатическую благодать.

Идет молодая мама, под мышкой тащит в горизонтальном положении дочурку в одной распашонке. А ведь в прошлом и позапрошлом году не было такого. В курточках, комбинезончиках все лето ходят наши северята. Второго ребенка, мальчика постарше, — за руку ведет. Глянешь вокруг, и такое ощущение, что в городе рождаемость повысилась. Дай ты, Бог! Правда, дети появляются на свет в другом здании, на Наровчатова, а здесь, на Парковой — лечебный корпус. В семидесятых годах обходились одним зданием, тут мой сын-телец появился на свет. В другом здании, на Наровчатова, на крыше тоже чаек хватает. Вместе с роженицами, ночь-полночь, криками рвут тишину белых ночей. Иногда птичьи разговоры напоминают мартовские кошачьи концерты, иногда поскрипывание двери: создается ощущение, что есть в небе дверца — как у сейфа.

Существует, думается, таинственная связь между младенцами и чайками. Шесть лет назад я гулял летом с крохотным внуком, он сидел, укутанный, в коляске, ловил синими глазенками небо, удивлялся склонившимся над ним кронам лиственниц и поразительно точно повторял чаячьи крики: «Э! — а!». Это уж потом научился слову «мама», и младенческий интерес к чайкам угас. Одна лишь бабушка Лариса-чайка остается мальчику верной младшей подружкой.

Иду на рынок «Урожай» — он в бывшем хлебозаводе расположен.

На улице редкая теплынь, и мне приятно заниматься покупками, несмотря на лютые цены. Дошел уже до перекрестка, помедлил, чтобы пропустить джипы, владельцы которых еще не научились уважать пешеходов, а энтузиаста штрафовать по усиленному тарифу не находится. И вдруг шух! Что-то такое сверху прилетает на костюм в виде мелких белых брызг. Краска? Город подновляется, и мне вчера маляр капнул белилами на рубашку с уровня четвертого этажа, когда я заходил за хлебом в гастроном «Полярный».

Нет, не краска. Прихожу домой, беру щетку, мочу под краном. Шир — нет пятна, шир — другое исчезло. Стало быть, не масляное. А что же? И не зубная паста. Маловероятно, чтобы кто-то зубы чистил в жилом доме да сплюнул: до ближайшего здания метров двести. Очень похоже на побелку. Вдруг облака стали к празднику города красить, — мелькает на мгновение сказочная версия.

Гадал, гадал и пришел к выводу — птица меня пометила. Только какая? Явно не голубь. Видел я следы голубя. Одним пятном. И каким! Настоящая химическая бомба! Больше всего бронзоголовым достается: Ленину, директору Дальстроя Берзину, а теперь еще геологу Билибину памятник появился — умнейшая голова на палочке. Иной раз глядишь, глядишь, и нестерпимо хочется узнать, что там, в бронзовом черепе, какие бронзовые мысли?

На те металлопортреты совершается групповое бомбометание. Один за другим сизари пикируют. И вот ведь что — пример голубей заразителен, чайки тоже рисуют на бронзе белые иероглифы. С ленинской макушки светлый длинный след протянулся — словно оселедец запорожского казака.

Ну, ладно самому себе зубы заговаривать! Надо найти ответ, кто мне одежду окропил? Голову плешивую пощадил, хотя она нынче отливает бронзовым загаром. Нападению подвергся пиджак серого маскирующего цвета. Кто же так постарался? Скорее всего, чайка. У нее взрывное пищеварение, со всеми вытекающими брызгами. Но ведь я не заметил, чтобы над головой кто-то прошмыгнул. Наверное, близость магазина «Стэлс» (чуть дальше книжного) сказалась. Там торгуют женскими бельевыми невидимками.

— Не горюй, — говорит Виктор Афанасьевич. — Это к большим деньгам.

Вот и телевизор твердит о пенсионном повышении, жена пересказала. Сам-то не смотрю голубой экран: нервы целее. Возможно, в отместку они и придумали меня с помощью чайки известить. На улице, принародно. Морская птичка исполнила задачу, как умела. А то бы пришлось телевизор на голову уронить.

Прошло недели три, и в августе добавили к пенсии. В выходной иду делать закупки. Синица по пути привычно подсказывает: цц. Цинандали? Цимлянское? Нет, цикорий и циннаризин. Иду в аптеку.

Таблетки — не проблема, а корешки цикория купить не удалось: все распробовали, расхватывают. При повальном диабете сахар из крови удаляют. Чтобы служба медом не казалась. Ладно, пойду в супермаркет. Он меня пугает своей похожестью на «Черный квадрат» Малевича, но часто выручает ассортиментом. И на сей раз помог. Есть цикорий в виде сиропа. Куплю баночку. Моя жена приспособилась его в квас добавлять. Такой квас, что шампанского не надо.

Хорошо потом по свежему воздуху пройтись, поглядеть на клумбы. У нас, как обычно, цветочной рассады навысаживали, причем с избытком, в честь юбилея города. Петуньи такие вымахали — в два раза выше обычного. Бархотки, ноготки — услада глаз. Иду же купить картошки свежего урожая. Она уже подешевела, по цене бананов идет. Жимолость на три недели раньше поспела, голубика тоже. И брусника, которую обычно собирают с началом учебного года, уже имеет товарный вид, но сладости ей еще брать и брать с теплой земли. Икры, рыбы нынче вдоволь. Но цены держатся на высоте. Хорошо еще, что за потепление воздуха не приходится платить. Житель Армани Алексей, в очередной раз продавая нам сметану, рассказывал, что за долгие годы северной жизни впервые залез в море и плыл среди рыбацких сетей на лицензионном участке, расталкивая нерестовых горбуш, и его разбирал смех. Который, говорят, успешно заменяет сметану.

Ах, картошечка арманская да ольская. Почему местная вкуснее, чем китайская, которая продается у нас круглый год, я не знаю. Может быть, и впрямь удобряют ее огородники органикой, голубей да чаек приучили к огородничеству? Да есть еще местный рецепт — класть в лунку старую соленую горбушу. Правда, смышленые чайки выковыривают рыбу и тут же глотают. Этим славится поселок Ола — от эвенского олра (рыба). Продавцы с гордостью называют место своего овощеводческого подвига, каждый выводит родство от Мичурина.

Выбрал получше ольские клубеньки, взвесили мне пару килограммов. Потянулся за кошельком, а его и след простыл. Украли? Или потерял? Трудно сказать. И первое, и второе уже случалось со мной.

Зато примета «к деньгам» в общем-то сбылась, можно в списке дел поставить жирную «птицу». И это наполняет меня какой-то неправильной радостью.