Irag Pezechk-zod - Дядюшка Наполеон (пер. Н.Кондырева, А.Михалев)

– Какое к черту колдовство?! Что за вздор! Этот кобель остался там, чтобы с женой Ширали развлекаться!

– А-а? Вы его только послушайте!… Будет мужчина бросать порядочных женщин благородного происхождения ради какой-то кособокой замарашки?! Да еще такой человек, как Асадолла-мирза!

Дустали-хан не стал защищать внешность жены Ширали от этих нападок, но зато обрушил такой поток ругани на Асадолла-мирзу, что Азиз ос-Салтане взорвалась:

– Ой, Дустали, я сейчас так тебя садану, что все зубы свои вставные проглотишь! Оскорблять сына моего дяди – это все равно, что меня оскорблять!

Дядюшка Наполеон был вынужден вмешаться:

– Молчать! Почему бы вам не ссориться у себя дома?! Чем я провинился, что должен вашу ругань выслушивать? Пусть Асадолла сидит в доме Ширали, пока под ним трава не вырастет! Вам-то что? Вы что, адвокаты Асадоллы или Ширали?

Дядя Полковник сказал:

– Братец, прошу вас, не волнуйтесь. Хоть вы постарайтесь держать себя в руках. Мы ведь пришли, чтобы…

– Я и спрашиваю, зачем вы пришли?! Что вам всем от меня надо?

– Не волнуйтесь! Мы пришли, чтобы уладить имевшиеся в семье разногласия… Но, согласитесь сами, возник более важный вопрос. В опасности репутация и честь всей семьи. Мы должны во что бы то ни стало извлечь Асадоллу из дома Ширали. Я предлагаю немедленно пойти проведать пекаря, которого Ширали ударил по голове. Может, не так уж сильно ему и досталось, может, он притворяется, чтобы спастись от мести Ширали? В этом случае мы могли бы с помощью небольшого подарка уговорить его забрать свою жалобу, и тогда Ширали уже сегодня был бы на свободе.

Дядюшка Наполеон завопил:

– Это мне, что ли, с моим положением идти уговаривать пекаря, чтобы он простил мясника?!

– Я не вас имел в виду. Пусть сходит один из нас… например, Маш-Касема можно послать.

Дустали-хан влез в разговор:

– Полковник верно говорит. Очень логично. Конечно, положение нашей семьи не позволяет никому из нас проведывать пекаря. Но Маш-Касема послать можно.

Дядюшка Наполеон с раздражением закричал:

– Кому вообще нужно, чтобы Ширали освободили? Да чтоб он ослеп! Так ему и надо, будет знать, как людей дохлыми баранами избивать! Этот бандит уже весь квартал перекалечил, а тут в кои веки власти решили его наказать, так вам обязательно надо вмешаться?!

– Нам до Ширали и дела нет. Пусть ослепнет, оглохнет, в тюрьме помрет!… Мы заботимся о сохранении чести семьи, думаем об Асадолле! Сами посудите: князь Асадолла-мирза – в доме мясника! Как мы завтра будем смотреть людям в глаза?!

Пытаясь подавить гнев, дядюшка Наполеон сказал:

– Господа, разве Асадолла в первый раз зашел в дом к человеку низкого сословья? Разве он в первый раз оказался в доме Ширали? В общем, господа, делайте что хотите!… Посылайте Маш-Касема куда хотите… к пекарю… к зеленщику… к керосинщику… к бакалейщику!

Гамар, до этой минуты сосредоточенно лизавшая леденец, спросила у матери:

– Маменька, а разве Асадолла-мирзу в тюрьму посадили?

– Нет, радость моя, не в тюрьму. Один нехороший человек у себя его запер.

– Ой, горе горькое! Бедный Асадолла-мирза! Хоть бы его скорее выпустили! Он обещал меня с собой в путешествие взять.

– Какое еще путешествие? Куда?

Продолжая лизать леденец, Гамар ответила:

– В тот вечер, когда мы все в гостях были, он сказал: «Будешь хорошей девочкой и никому не скажешь, съездим с тобой в Сан-Франциско…» Маменька, а в Сан-Франциско красиво?

Азиз ос-Салтане многозначительно посмотрела на дочь, чтобы та замолчала, но Гамар не унималась:

– Ну скажите, маменька, красиво? Да?

– Нет. Детей туда не возят, – ответила ей Азиз ос-Салтане и, нисколько не рассердившись, пробормотала: – Накажи, господи, Асадоллу за его проделки!

Дустали-хан, трясясь от негодования, спросил:

– Слышала? Ты и теперь будешь защищать этого бандита?

Азиз ос-Салтане бросила на него грозный взгляд:

– А ты бы помолчал! Подумаешь, пошутил парень.

Дядя Полковник прервал их:

– Раз ага не возражает, не будем терять времени. Беги, Маш-Касем, беги, голубчик… Разыщи пекаря. Вот тебе деньги. Непременно уговори его отказаться от своей жалобы.

Маш-Касем, не глядя на него, ответил:

– Это дело нелегкое.

– Что такое? Почему нелегкое?

– Зачем мне врать?! До могилы-то… Я пекаря час назад видел. Голову ему перевязали и из больницы домой отправили. Сейчас у него там непременно доктор Насер оль-Хокама сидит.

– Значит, ему не так уж и плохо?

– Наверно. Но загвоздка в том, что я уже десять – двенадцать дней, как с пекарем поссорился. Помните, мы тогда еще в лепешке кусок тряпки нашли?… Я пекаря за это отчитал, а он, скотина, как ударит меня гирей прямо вот сюда! У меня чуть сердце не выскочило. Ну я ему тоже… корзиной по голове. Тут, конечно, люди набежали, разняли нас… А только я с того дня обиду на него имею и с ним не разговариваю.

– Что еще за обида?! Взрослый человек, а как ребенок обижаешься.

– А что ж тут плохого? Вон ага наш разве сейчас на зятя своего не в обиде?

– Не говори ерунду! Ступай!

– Да ей-богу, ага, зачем мне врать?! Вы меня хоть убейте, я этому пекарю и в морду не плюну, а вы хотите, чтоб я еще пошел его проведать!

Дядя Полковник, Дустали-хан, Азиз ос-Салтане и даже Шамсали-мирза начали на все лады уговаривать и упрашивать Маш-Касема, но им так и не удалось его уломать.

– Мы, гиясабадцы, честь свою выше всего на свете ставим. Один мой земляк, к примеру… Он вообще-то даже не из Гиясабада был, а из деревни, что поближе к Куму, там, где…

– Не идешь, так не мели языком! – закричал на него дядя Полковник. – Чтоб тебя вместе с твоим земляком в одну могилу положили!

В перепалку вмешался дядюшка Наполеон. Суровым тоном он отчитал брата за невоздержанность, но поняв, что все родственники решили любой ценой ублажить пекаря, только бы выпустить на свободу Ширали, повернулся к Маш-Касему и сказал:

– Маш-Касем, как на поле битвы я приказывал тебе, а ты выполнял мои приказы, так и сегодня ты должен сделать то, что я говорю! Иди же! Считай, что мы с тобой сейчас сражаемся под Казеруном!

Маш-Касем вытянулся в струнку:

– Слушаюсь! Только, ага, бога ради сами посудите… Тут ведь большая разница… В те дни вы мне отдавали приказы сражаться против англичанов, а сейчас посылаете к скотине-пекарю!… Вот помню, однажды в самый разгар битвы при Казеруне, схватил это я ружье…

– Без разговоров, Касем! Иди! Твой командир дал тебе приказ. Срочно его выполняй!

Когда Маш-Касем возвратился, все уже истомились от ожидания и то бродили по комнате, то вновь усаживались. Увидев Маш-Касема, родственники тотчас окружили его плотным кольцом.

– Ну что, Маш-Касем?

– А зачем мне врать?! До могилы-то… С самим пекарем я не говорил, но брата его во двор вызвал и попросил все тому передать. Брат его ходил к нему, уговаривал, а все равно ничего не вышло…