Валерий Тихомиров - Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок

— Что-то тебе, сына, на сухую не врется. Нету куража, — участливо перебил его тот же спокойный голос.

Чуть чадила, потрескивая, плошка с горящим вонючим жиром. Причудливые тени колебались по стенам яранги. У входа тяжело сопела остальная группа. А режиссер стоял. Один, как главный канал ЦТ. Второй раз за день чувствуя себя несмешным клоуном. Он упрямо шагнул вперед, продолжая икать и говорить:

— Собственно говоря, от вас требуется всего лишь прочитать перед камерой несколько слов. Ик! Ик-ак бы, престиж якутского народа…

На следующем шаге по направлению к вождю он опустил глаза. В неверном тусклом свете стали различимы детали. На переднем плане валялось пьяное тело шамана в дохе. На всей свалявшейся поверхности шерсти пестрели завязанные узлами ленточки. На груди тела, под сморщенным лицом, напоминающим о седой вечности, поблескивал колокольчиками треснутый кожаный бубен. Рядом, скрестив ноги, сидел тойон.

Увидев его лицо, наконец выплывшее из темноты, режиссер осекся и перестал икать. Вождь вежливо улыбнулся. На продвинутого якута он явно не тянул. Как и на любого другого. С такой физиономией он мог прокатить под местного олигарха разве что в Рязани. Светлый ежик редких седых волос топорщился на лопоухой голове. Голубые глаза на исчерченном морщинами лице подслеповато моргали за толстыми линзами очков. Острый нос от улыбки вело вверх и влево.

— Не засоряйте мне интеллект популярными баснями, — вождь саркастически хмыкнул, — переходите к сути. У нас здесь бывает холодно, поэтому все нужно делать быстро.

Но режиссер выпал из обращения. В несвежей голове произошло замыкание. Он замер посреди яранги и стих, бледно зеленея щеками. Разрыв в общении мог превратиться в пропасть непонимания. Но тут вмешался репортер. Его мутный взгляд прорезался сквозь пелену перед глазами. После прилета он успел полирнуть пиво коньяком. Поэтому стресс репортера не прибил. Держась за оператора, чтобы не упасть, он искренне восхитился:

— Ух ты-ы! И тут наши! — С натугой сообразив, что ситуация зависла, как компьютер, он вытянул шею и страдальчески спросил: — Слышь, земляк, бум снимать кино?

— Штука баксов, — невозмутимо отреагировал тойон, продолжая улыбаться, — мне. Массовка по отдельному прейскуранту.

— А?!.. — тупо завыл режиссер.

— Две-е! — неожиданно приподнимаясь, взревел пьяный шаман и снова упал на оленью шкуру, ударившись лицом о бубен. По яранге прошел колдовской звон.

— Пленку в клочья! — отдуваясь, прохрипел оператор.

Съемочная группа усиленно заскребла по карманам. С учетом похудевшего бумажника режиссера набралось триста долларов.

— Вот, — заикаясь, сказал он и выложил на потертую шкуру кучку мятых бумажек. На режиссерской лысине выступили капли пота. От полной абсурдности происходящего его покачивало.

— И все? — презрительно спросил вождь. — Не пойдет!

В яранге повисло уныние. Единственная надежда пала подстреленным пингвином. Хотя в тундре они вроде и не водились. В отчаянии режиссер полез в портфель. Денег там, конечно, не было. Но стоять просто так тоже было муторно. Внезапно остекленевшие глаза незадачливого руководителя моргнули. В них появился лихорадочный блеск азарта. Как опытный игрок он сдержал эмоции и потушил улыбку:

— Э… любезный, не торопитесь. А как насчет натурального обмена? Я вам — потрясающий документ. Вы нам — интервью?

Тойон вопросительно поднял жидкие брови. Режиссер ловким движением карточного шулера выдернул из портфеля лист бумаги с гербовой печатью,'

— Вот!

Потрошилов надел очки, став разительно похож на встретивших телевизионщиков якутов. Изучение проходило в полной тишине. Наконец Степан Степанович звучно кашлянул. Морщины на его лице собрались в бульдожьи складки. Он грозно сдвинул на кончик носа очки и рыкнул:

— Допустим! И кожаный пиджак! — Потрошилов настырно уставился на ассистента.

Москвичи со стоном выдохнули. Ассистент затравленно цапнул за лацкан предмет своей телевизионной гордости. И застыл под прессом немой коллективной мольбы, молча смирившись.

— Вот и славно, — подвел итог вождь, — теперь можно и обмыть договор! Выпьем?

Полог яранги отлетел в сторону. Снаружи донесся мучительный ответ ассистента в стиле бурных спазмов. Остальная группа сочувственно закряхтела, но сдержалась.

В этот момент очнулся шаман. Грохоча бубном, он поднялся на локтях и, не тратя сил на камлание, тонко взвыл:

— Духи говорят, дайте им водки-и-и!

Оператор с репортером рванулись наружу догонять ассистента.

Тойон Потрошилов выложил на красную скатерть вяленую оленину. С обратной стороны кумача проступали белые буквы: «ПСС». Не то это была фирменная монограмма Степана Степановича, не то ностальгическая память о прошлой жизни скатерти — бывшего транспаранта во славу компартии.

— У нас «на сухую» разговор не ведут. — Вождь Белых Оленей строго посмотрел на зеленоватых гостей.

Те содрогнулись. Но желудкам ответить на раздражитель было уже нечем.

— Надо! — обреченно шепнул режиссер.

В стаканах плеснулась сомнительно «Столичная» водка. Ассистент жалобно заскулил, надеясь сачкануть.

— Предлагаю выпить за сотрудничество в национальной политике, — Потрошилов поднял стакан и брови.

Под неумолимым взором тойона москвичи, как загипнотизированные кролики, потянулись к столу.

Застолье закончилось внезапно. К концу второго дня. Режиссер сфокусировал взгляд на часах и вдруг тоскливо взвыл. Группа выпала из комы и вяло зашевелилась.

— Через три часа улетать! — дико завопил режиссер. — А у нас ни метра не снято! Подъем, гады!

Съемка началась через час. Профессионалов штормило и мутило. Камеру пришлось водрузить на штатив и прислонить к ней оператора.

— Мотор! — промычал ассистент, хлопнув в ладоши.

На штатной хлопушке спал шаман и жутко пах миром предков. Шевелить его никто не хотел.

Первой в кадр пошла бумага из Глухоманска. Крупно, наездом. Под заунывный комментарий репортера:

— Так делаются состояния в Якутии…

Степан Степанович посмотрел на вечернюю тундру, пьяных телевизионщиков и вздохнул, входя в образ:

— Сейчас, сынки, я вам рожу олигарха!

Он стянул с отключившегося ассистента кожаный пиджак и шагнул вперед, выбирая среди родных бескрайних просторов место поживописней. По одному ему ведомым признакам. Декорации помогали войти в образ местного богатея. Детишки подтащили к яранге реликвию — рассохшиеся нарты. Возле них уложили лучшего оленя племени. Перед тем как заполнить весь экран, тойон махнул рукой:

— Вертолет возьми в кадр! Обязательно!

— Поехали! — отчаянно вскрикнул режиссер и чокнулся с репортером за начало творческого процесса.