Валерий Тихомиров - 12 ульев, или Легенда о Тампуке

— Посажу гниду! уверенно сказал Жернавков, обращаясь к телевизору. — Придумаю как, и посажу!

Диктор на экране одобрительно улыбнулся и перешел к спортивным новостям. Рука майора машинально нажала кнопку пульта, прибавляя громкость.

— ...Вывести из строя этого полузащитника, можно сказать, главную силовую поддержку нападения — все равно, что наполовину одержать победу...

Фраза застряла в мозгу. Она о чем-то говорила, просто кричала, о чем-то очень важном. Но Жернавков никак не мог понять сути. Внутри все перевернулось и зашевелилось, не давая усидеть на месте. Он резко откинул одеяло и босиком пошлепал на кухню. Когда чайник на плите запел свою песню, решение было принято. Детали комбинации майор обдумывал, уже сидя в машине.

Через два часа возле спортивного комплекса, перекрыв выезд, остановилась чёрная «Волга». Жернавков вышел из машины и осмотрелся. В тусклом свете фонарей здание казалось маленьким и неухоженным. На улице заметно потеплело, и снег начал таять, стекая в колодцы грязными ручьями. Перепрыгивая через них, Владимир Федорович подошел к дверям.

— Чего надо? — спросил суровый голос.

— Шоколада, ответил Жернавков.

— Не понял.

— Корней Чуковский. Чего тут непонятного?

— Что дальше?

— Я до конца не помню.

— Чего?

— Стихи.

— Какие стихи?

— Неважно, — Жернавкову надоел этот разговор. — Мне нужно поговорить с Бурковым Андрей Яковлевичем. Срочно.

— Таких нет, — дверь начала медленно закрываться.

Майор понял, что допустил ошибку, и быстро поправился:

— Веди к Баю, потрох тухлый.

Лицо в дверном проеме изменилось. Человек открыл было рот, но тут из-за его спины послышался голос:

— Чего тут у тебя?

— Вот эта сука. Назвался Чуковским. Меня обозвал потрохом. Спрашивал Бая, — парень отошел в сторону, и на ступеньках появился еще один человек в спортивном костюме и пляжных тапочках.

— Ты чей, братишка? Под кем ходишь?

— Все мы под Богом ходим, — ответил Жернавков. — Что за пошлые вопросы?

— Босс отдыхает.

— Знаю, — соврал чекист, — иди скажи, от Гастрита с Гайморитом вести.

Старший еще немного помялся у дверей, потом отступил в сторону и пропустил Жернавкова, а сам направился на доклад. Под ненавидящим взглядом «вратаря» Владимир Федорович прохаживался по просторному холлу бассейна «Тихая пристань», вдыхая влажный воздух с привкусом хлорки.

В огромном зеркале, вмурованном в стену, отражалось почти все помещение. Особист периодически останавливался перед ним, вглядываясь с неподдельным интересом. Несколько скользящих движений руками по волосам сформировали на голове прямой холуйский пробор трактирного полового. Очки в толстой роговой оправе придали вид официанта-неудачника. Охраннику у дверей была абсолютно безразлична цель такого перевоплощения. Но ударить гостя по лицу захотелось еще больше.

— У вас есть пять минут. — Равнодушный голос прозвучал со ступенек, ведущих куда-то на второй этаж. — Шеф не в настроении.

Потрепанная «шестерка» с номерами Ф 911 СБ медленно подъехала к «Тихой пристани». Герман Семенович Пименов выключил фары и заглушил двигатель, подъезжая накатом. Добротная техника без помех передавала слова в наушник:

— Корней Чуковский. Чего тут непонятного?..

Пименов улыбнулся. Он успел вовремя. Жернавков только начинал работать. Устроившись поудобнее, насколько позволяло сиденье «Жигулей» шестой модели, Герман Семенович весь превратился в слух. Контрольной фразы он не пропустил бы в любом случае. Но привычка — она привычка и есть. Все вокруг перестало существовать, кроме малопонятного непосвященному разговора, доносящегося из крохотного наушника.

— Говори, — голос, по всей видимости, принадлежал Баю.

— Чего говорить-то? — с дрожью произнес Жернавков.

Пименов довольно потянулся, поправляя наушник. Он любил работать с майором и сейчас чувствовал себя как на концерте популярного артиста.

— Говори мне! — взревел Бурков, пытаясь сходу взять посетителя, что называется, «на голос».

Пименов заулыбался еще шире.

— Андрей Яковлевич, некоторые люди рекомендовали мне Вас, как самого умного и дальновидного... в бригаде. Именно поэтому я и решил обратиться к вам. Не могли бы вы отпустить своих людей, чтобы спокойно пообщаться один на один? Это дело, извините, не для «шестерок». И потом, меня уже обыскали, хоть и не очень умело. А с вашими данными вы меня, извиняюсь, одной левой.

— Я — левша, — в динамике послышался голос явно довольного похвалой Бая, — так что, считай, правой. — Бурков мрачно хохотнул. — Краб, свободен. Чего ты хочешь, запасной? А? Ты кто такой?

— Я, признаться, по натуре — жуткий трус. И находиться здесь, в вашем обществе, мне крайне неприятно. Но очень нужны деньги. У меня есть кассета, на которой сказано, что камень, который вас интересует, находится у некоего доктора Рыжова. Из записи Вы узнаете, где его искать. Я хотел бы продать ее за сто тысяч долларов.

Пименов знал, что его никто не услышит. Тем не менее прикрыл рот ладонью прежде, чем засмеяться. Приблизительно так же смеялся и Бурков, только в полный голос. Жернавков же затравленно хихикал, поправляя очки и волосы, не давая растрепаться дебильному пробору.

— Вот эта кассета, — гордо произнес Владимир Федорович. — Можете убедиться. Мне не до шуток!

Бурков наконец перестал смеяться и затих на несколько секунд.

— Значит, сто тысяч зеленых?

— Да! — нагло ответил Жернавков.

— Я тебе их не дам! — в тон ему ответил Бай.

— Почему?

— Потому что ты — дурак!

— Как это?

— Ты пойми. — В микрофоне послышался скрип. По всей видимости. Бурков встал. — Сто хангров — большие бабки. Нужно знать, за что платишь. Понимаешь, чувак?

Раздалось шлепанье ног по мокрому полу бассейна.

— Согласен.

— Еще бы.

— Но после того как вы послушаете запись, я ведь стану вам не нужен!

Пименов уже не просто смеялся. Одной рукой он держался за живот, другой — придерживал в ухе микрофон и хохотал во весь голос, стремясь не пропустить ни слова.

— Сообразительный... Прямо-таки не по годам. Ты нам и сейчас уже не нужен. Ну-ка дай сюда...

Послышалась возня, и Жернавков истошно завопил:

— Вы — нечестный человек! Сейчас же отдайте! Как вам не стыдно?

Гулкие звуки, напоминающие погрузку мешков с цементом, прервали монолог о честности и справедливости. Подобные речи почти всегда именно так и заканчиваются.

— Краб! — Голос Бая неуловимо изменился, стал холодным и еще более неприятным. -Халдея — в трюм. Узнай, откуда пленка и кто такой. Потом... в общем, иди.

— За меня есть кому заступиться! — истошным голосом заорал Жернавков.

Услышав контрольную фразу, Герман Семенович начал неторопливо вылезать из машины. Сначала он завел майорскую «Волгу». Затем, взяв милицейский рупор, подошел поближе к дверям «Тихой пристани». Все это время Владимир Федорович увлеченно перечислял первые пришедшие на память имена городских авторитетов, чем поверг Буркова с подручными в некоторое смущение. В этот самый момент под окнами оглушительно взорвались несколько подожженных Пименовым новогодних петард и раздался спокойный и уверенный голос: