Валерий Тихомиров - 12 ульев, или Легенда о Тампуке

На Георгия Викентьевича было больно смотреть. Потупясь и бледнея, он робко подобрался к углу, где сидел Алик. Самоуверенный и говорливый начлаб стал жалок.

— Прошу... м-меня... извинить, — пробормотал он потерянно, обращаясь куда-то к старым ботинкам Потрошилова. И буквально выдавил, краснея от натуги, — господин капитан...

Пыльный воздух лаборатории загустел от взаимной неловкости и повальной интеллигентности. Даже новое поколение, которое, вообще-то, выбирает «пепси», уткнулось в фотокалориметр, немного порозовев. Несмотря на молодость, Тарас понимал: свидетелей такого позора избегают потом всю жизнь.

Гражданин Кнабаух содержался в одиночной камере. Без соседей-уголовников. Зато все остальное было воплощением самых жутких кошмаров Артура Александровича. События последнего дня на свободе, закончившиеся ударом головой о бампер, психологической устойчивости тоже не добавили. На допросы Кнабаух ходил как на каторгу, пребывая в состоянии хронического стресса. Вопреки ожиданиям никаких психологических приемов к нему не применяли, тупо спрашивая об одном и том же, отчего Мозг неимоверно уставал. С упорством идиота, ковыряющего гвоздем в ухе, следователь долбил:

— Где вы взяли наркотики?

В ответ Кнабаух честно рассказывал, повторяя леденящую кровь повесть из раза в раз. Подавленный, измученный бессонницей и постоянной головной болью, он вспоминал каждого из персонажей этой истории, вылавливая в памяти все новые мельчайшие детали, вплоть до одежды, и добросовестно излагая следователю. Тот кивал, крутилась магнитофонная лента, писались протоколы... Следователь фантастику не любил. История про блатного негра с белыми наколками, бабушку в портупее и ФСБшника в милицейской форме вызывала у него мутные подозрения.

Даже если предположить, что в баснях подследственного и была доля правды, то уж мотивы, заставившие гражданина Кнабауха взять у посторонних людей чужой героин и нести к себе в машину, оставались для работников прокуратуры полной ахинеей. Очевидно, вследствие менее тонкой душевной организации.

Всю свою команду Артур Александрович сдал с потрохами еще на второй день, подробно расписав структуру организации и личный вклад каждого. Информацию забрала ФСБ и попросила на эту тему «не беспокоиться». Поэтому следователь снова и снова повторял:

— Где вы взяли наркотики?

После восьмого воспроизведения мифа о странных недобрых людях, раздающих героин мешками, следователь начал потихоньку сходить с ума. Как человек ответственный он обратил внимание на свое пошатнувшееся здоровье и вызвал психиатра. Для экспертизы. Гражданина Кнабауха.

Общая стройность картины, полной бредовых персонажей, доктора приятно удивила. Прослушав магнитофонную запись допроса, он потер руки, будто добывая огонь, и радостно захихикал. От избытка чувств психиатр даже пытался ткнуть следователя пальцем в живот. Тот увернулся, чем немного расстроил доктора.

— Паранойя! Классическая! — Оглашение диагноза вызвало очередной приступ веселья. О нетактичном поведении юркого следователя было забыто. Для очистки совести лекарь человеческих душ все же поинтересовался:

— А этих — проверяли? — В голосе звучала затаенная надежда на новые интересные встречи.

Следователь молча положил на стол листок с данными на всех описанных Кнабаухом фигурантов. Психиатр разочарованно покачал головой. Никакой Ханы и негра с наколками в природе не существовало. Теньков Владимир Сергеевич по кличке Паук, согласно истории болезни, безвылазно умирал в больнице от опухоли прямой кишки. Майор Жернавков действительно служил в ФСБ. Правда, факт пребывания за одним столом с мифическими персонажами, как и ношение милицейской формы, особист почему-то упрямо отрицал. Профессор Файнберг, наоборот, ношение белого халата и колпака подтверждал полностью. При этом ссылаясь на то, что ему, как хирургу, иначе одеваться на работе не положено.

Психиатр еще раз потер руки, попытался на прощание попасть-таки пальцем в живот следователю, снова промазал и ушел хихикая. Грядущий приговор Кнабауху сменился на настоящий диагноз.

Санитар Семен был суров и огромен. Рядом с ним Артур Александрович казался себе неполноценным пигмеем. Всего пять минут пути по коридорам психиатрической больницы, сквозь череду закрытых на специальные замки дверей, развили в нем изрядный комплекс неполноценности. У кабинета с табличкой: «Врач-психиатр Грудаченко С. Г.» Семен остановился и постучал. Мягкий вкрадчивый голос тихо сказал из-за двери:

— Проходите ко мне...

Семен несильно пихнул нового пациента в шею:

— Давай, придурок. Слышишь — зовут!

Сам он вошел следом и остановился у двери. Светлана Геннадьевна порывистым движением поправила прическу и нараспев произнесла, томно и загадочно улыбаясь:

— Здравствуйте. Я буду вашим лечащим врачом. Если помните, меня зовут Светлана Геннадьевна.

Ее роскошный бюст колыхнулся в такт участившемуся дыханию, на шее проступили небольшие красные пятна.

— Здравствуйте, — равнодушно ответил Кнабаух, не ощущавший пока особой разницы между тюрьмой и дурдомом, следователем и психиатром.

— Хотите поговорить о ваших проблемах? — хрипловато спросила Грудаченко.

От привычных, хотя и давно не употреблявшихся слов в глубине души Артура Александровича проснулся профессиональный психолог.

— Давайте лучше о Ваших, — так же душевно ответил он, изображая улыбку.

— О моих — чуть позже. — Светлана Геннадьевна почувствовала, как медленно теплеют кончики пальцев под темно-бордовым маникюром. — Сначала устройтесь на новом месте, присмотритесь... Семен вас проводит.

На плечо Кнабауха легла тяжелая ладонь размером с совковую лопату:

— Топай, ущербный.

Доктор Грудаченко многообещающе окинула взглядом стройную подтянутую фигуру пациента. Пятна на шее сливались, вырастая в размерах, пылая огнем вслед уходящему мужчине ее мечты. На ближайшие пару лет, как минимум.

В палате Кнабауха уже ждали, Игорь Николаевич Рыжов любовно, с благодарной нежностью поглаживал оберег, через раз попадая на фаллос. Он вспомнил тот мощный энергетический посыл, который рикошетом вернул вальяжного господина обратно, причем уже в другом качестве. До сих пор при одной мысли о затраченных усилиях у чародея начинала болеть голова. Зато появление нового соседа грело сердце. Оберег в очередной раз не подвел.

Магия, безусловно, великая сила. Однако и о маленьких радостях местного значения Игорь Николаевич не забывал. Он тихонько изъял табурет мирно спящего соседа и пристроил его под пустующую пока третью кровать. Ребро сиденья пришлось как раз посредине провисшей металлической сетки. При спущенном одеяле со стороны ничего видно не было. Рыжов усмехнулся, начертав в воздухе простенький укрывающий знак из тридцати трех элементов.