Игорь Губерман - О выпивке, о Боге, о любви

Девицы созревают раньше сроков,
заложенных природой в них самих,
и опыт преждевременных уроков
пленительно просвечивает в них.

Из вина и дыма соткан
мой тенистый уголок,
а внутри лежит красотка,
залетев на кайф-о-клок.

Пренебрегая слишком долго
игрой супружеского долга,
не удивляйся, что жена
с утра слегка раздражена.

Поскольку мир – сплошной бардак,
в нём бабы ценятся везде;
искусство бабы – это как,
а ум – кому, когда и где.

Ещё природа властна надо мной,
и сладко мне прельстительное рабство,
когда вдруг оживляешься весной
и дикое в душе клокочет блядство.

Люблю замужних, разведённых,
отпетых, падших, роковых,
пропащих, шалых, забубённых
и просто баб как таковых.

Спеши, подруга! Ветер лет
несёт нам осень вместо лета,
уже и лес полураздет,
а ты, дружок, ещё одета.

А помнишь, как, из губ напившись яда,
подруга от любви изнемогала
и, слепо бормоча: «Оставь, не надо»,
расстёгивать застёжки помогала?

Бери меня, мотив, томи, зови,
тянись неодолимо и протяжно;
все песни мы поём лишь о любви,
а к Богу или дьяволу – неважно.

Судьба отнюдь не полностью и строго
во всём руководится небесами:
супруга нам даруется от Бога,
подруг должны разыскивать мы сами.

Ах, любовь, хладнокровным ты – примус,
и становится мужествен трус,
даже минус, возлёгши на минус,
от любви превращается в плюс.

Подумав к вечеру о вечности,
где будет холодно и склизко,
нельзя не чувствовать сердечности
к девице, свежей, как редиска.

Поэты любят бабьи ласки
помимо ласк ещё за стих,
в котором, их предав огласке,
переживут вторично их.

Отчизны верные сыны,
горячим рвением полны,
отчизны верных дочерей
мы превращаем в матерей.

Я не распутник по природе,
но и невинность не храню,
в безгрешной плоти дух бесплоден
и разум сохнет на корню.

Вполне собою лишь в постели
мы можем быть, от века прячась,
и потому на самом деле
постель – критерий наших качеств.

Знать важно – с кем, важны последствия,
а также степень соответствия;
когда учтён весь этот ряд,
то ебля – вовсе не разврат.

Если в бабе много чувства
и манерная манера,
в голове её – капуста
с кочерыжкой в виде хера.

Порой нисходит Божья милость,
и правда сказке подражает:
недавно мне соседка снилась,
и вот на днях она рожает.

Не пузырись ума отравой,
когда выходишь замуж, дева:
от бабы, слишком часто правой,
мужик быстрей идёт налево.

Дни бегут, как волны речки,
жизненным фарватером,
то ебёшься возле печки,
то – под вентилятором.

Учил великий Аристотель,
а не какой-нибудь балбес,
что похотливость нашей плоти —
совсем не грех, а дар небес.

Заметил некогда Сенека,
явив провиденье могучее,
что лишь законченный калека
не трахнет женщину при случае.

Как объяснил друзьям Эсхил,
заплакав как-то ближе к ночи:
«Когда мужик позорно хил,
его супругу жалко очень».

Когда учёная Аспазия
плоды наук в умы внедряла,
то с мужиками безобразия
на манускриптах вытворяла.

Напрасно мучился Конфуций,
пытаясь к разуму воззвать:
«Не надо свой отросток куцый
куда ни попадя совать!»

Увы, красавица, как жалко,
что не по мне твой сладкий пряник:
ты персик, пальма и фиалка,
а я давно уж не ботаник.

Когда любви нахлынет смута
на стариковское спокойствие,
Бог только рад: мы хоть кому-то
ещё доставим удовольствие.

А в кино когда ебутся —
хоть и понарошке, —
на душе моей скребутся
мартовские кошки.

С высот палящего соблазна
спадая в сон и пустоту,
по эту сторону оргазма
душа иная, чем по ту.

Таким родился я, по счастью,
и внукам гены передам —
я однолюб: с единой страстью
любил я всех попутных дам.

Любовных поз на самом деле
намного меньше, чем иных,
но благодарно в нашем теле
спит память именно о них.

Любил я днём под шум трамвая
залечь в каком-нибудь углу,
дичок еврейский прививая
к великорусскому стволу.

Давным-давно хочу сказать я
ханжам и мнительным эстетам,
что дама, падая в объятья,
душой возносится при этом.

Я слишком, ласточка, устал
от нежной устной канители,
я для ухаживанья стар —
поговорим уже в постели.

Всего лишь семь есть нот у гаммы,
зато звучат неодинаково;
вот точно так у юной дамы
есть много разного и всякого.

К нам тянутся бабы сейчас
уже не на шум и веселье,
а слыша, как булькает в нас
любви приворотное зелье.

Весна – это любовный аромат
и страсти необузданный разлив;
мужчина в большинстве своём женат,
поэтому поспешлив и пуглив.

Переживёт наш мир беспечный
любой кошмар как чепуху,
пока огонь пылает вечный
у человечества в паху.

Это был не роман, это был поебок,
было нежно, тепло, молчаливо,
и, катясь восвояси, шептал колобок:
до свиданья, спасибо, счастливо.

В устоях жизни твердокамен,
семью и дом любя взахлёб,
мужик хотя и моногамен,
однако жуткий полиёб.

Подумав, я бываю поражён,
какие фраера мы и пижоны:
ведь как бы мы любили наших жён,
когда б они чужие были жёны!

Не раз наблюдал я, как быстро девица,
когда уже нету одежды на ней,
от Божьего ока спеша заслониться,
свою наготу прикрывает моей.

Цветы на полянах обильней растут,
и сохнут от горя враги,
когда мы играем совместный этюд
в четыре руки и ноги.