Ирина Маркова - Здрасьте, муза (сборник)

Наш Пушкин – гений, нет другого мнения!
Его мы чтим – веселого иль хмурого!
… Один лишь недостаток есть у гения —
Он не читал Владимира Дагурова!

Он пил бутылку за троих,
Был то весёлым, то суровым,
Допил её – и стал как псих,
А выпил три – и стал здоровым.

Поэт гулял однажды в тишине,
Пред ним мелькнули белые одежды —
Он понял: на Пегасе, на коне
К нему примчалась светлая Надежда.

Она была прекрасна и светла,
Улыбкой лучезарною сияла,
Казалось, за собой его звала —
Она к нему внезапно прискакала.

Но, устремив в упор в поэта око,
Ехидно улыбалась то и дело,
Прокосолапив мимо кривобоко,
Какие-то сомненья углядела.

«Поведай про мои сомненья, ну-ка!» —
Спросил её поэт, она ж, зараза,
Ему лишь помахала криворуко
И молча подмигнула косоглазо.

«Жизнь – суета, любовь – абракадабра,
И вообще весь мир лежит во зле» —
Воскликнул дворник, полюбивший швабру,
Которую он предпочёл метле.

А швабре не пристало распыляться
И горы пыли выгребать с трудом,
Ей нет резона в дворника влюбляться,
Когда живёт напротив управдом.

И дворник, горьким опытом научен,
Поставил швабру с вилами в углу,
Теперь с метлой по жизни неразлучен,
Переключась со швабры на метлу.

Охвачен дворник вновь игрою злою —
Метла иль швабра? Где реально Муза?
Но если швабра встретится с метлою,
Не избежать конфликта и конфуза!

Стихи в голове и на кончиках пальцев,
По жизни идёт он со словом «Дерзай!»
Хоть знаем его под фамилией Зайцев,
Но где-то в душе он немного Мазай.

Но лысина мёрзнет зимою в морозы —
Пойти на охоту за зайцем решил.
«Плохой я, плохой!» – тарабанит сквозь слёзы,
Но шапку-ушанку из зайца пошил.

Ушанка зимою, однако, поможет.
Поэт озадачен: «Как действовать впредь?»
Дилемма поэта неистово гложет:
«То ль зайцев жалеть, то ли лысину греть?»

Он по кругу бежать мастак,
Но мешает ему квадрат.
Он не друг, и не враг, а так,
И в стихах ему чёрт не брат.

Служит правде и красоте,
На другое хотел плевать.
Женский образ в его мечте
Под названием «Кузькина мать».

Он за ней среди зим и вьюг
Побежать и по кругу рад,
Только видит солнечный круг,
А выходит чёрный квадрат.

Коль поэту и мерзко, и скверно,
И не впору лаврóвый венец,
Он напьётся неслабо, наверно,
Очень крепко напьётся вконец.

Опьянеет серьёзно и в доску,
И в душе засияет весна,
Под хмельком он обнимет берёзку,
Как чужую жену, с бодуна.

Вместо лысины – кудри, как чудо,
И завистникам несдобровать,
Станут Зайцева все и повсюду
С восхищеньем Есениным звать!

Его влекла стезя любая,
Он раздолбаем стать алкал,
И путь поэта-раздолбая
Его с рожденья привлекал.

В учёбе явно не радел,
Не знал он, что ученье – свет,
И понял он – его удел —
Писатель, раздолбай-поэт.

Однако, он по жизни честный
И в творчестве, и по натуре,
Но всё талдычит: «Я неместный!
Я – раздолбай в литературе!»

Было горе от ума —
Грибоедов и Толстой.
Нынче пишутся тома,
А в томах – сплошной отстой.

Вмиг Захаров теме внял —
Сочинял, что было сил.
Том стихов насочинял —
Половину откусил.

Грибоедова тома
Не откусишь, моде вторя —
Создал «Горе от ума»,
А Захаров – «Ум от горя».

Поэт в молчании творит —
Творит с досадой и уныло,
Вдруг слышит – Лира говорит:
«Пора бы автора на мыло!»

Поэт же выругался вслух,
Никак не вынеся конфуза —
К чертям послал он сразу двух —
Не только Лиру, но и Музу.

Они ж привыкли к новостям,
Притом нисколько не смутились,
И покатились ведь к чертям,
Да без оглядки покатились!