Глеб Васильев - Эпизоды Поэтического Характера

Мрак в морщинах залегает,

Перекошено чело.

Аромат ноги взопревшей,

Дух мошонки разомлевшей,

Будоражат тонкий нюх.

Словно дятел охуевший,

Потерявший такт и слух,

Всё по буквам, да по цифрам

Колошматит мой сосед.

Рыба хек в микроволновке –

Греется его обед.

Вдруг, гремя фальшивой нотой

«между нами тает лёд»,

врёт соседа телефон,

Трубку не спеша берёт:

«Настя, ёбаный насрали!

Сука пидорский компот!

Ну и что, что трали-вали?

Думаешь, меня ебет?!

Ну, скажи ему, что хули -

Или нахуй и в пизду!

Я ж ему ваще конкретно

В прошлом, блядь, ещё году!

Сколько-сколько? Тыщу двести?!

Ебануться и не встать!

У меня за эту пестню

Будет сам говно глотать!

Слесарь, блять, водопроводчик -

Вот же конченый урюк!

Рэкетир, ебать, налётчик,

В жопу ржавый ему крюк!

Вощем, если не прочистит

Этот сраный унитаз,

То потратит тыщу двести

На протез обоих глаз!

Пусть как хочет, так и чистит -

Хоть хуём, хоть языком.

Намекни ему, что я

С Витькой Питерским знаком

Что? Не слышал он про Витьку?!

Ну, пацан ваще припух!

А про Ваську с Вторчермета?

Про Володьку, что Петух?

Ну и как дела с такими,

С позволенья, блять, вести?

Тыща двести, тыща двести…

Настя, ты меня прости,

Но я щас реально занят,

У меня пиздец аврал.

Ты давай сама там как-нить –

Не с картошкой самосвал.

Разгружать ничо не надо,

Эка невидаль – сортир.

Ёпта, вощем, все, целую,

Чмоки-поки, миру мир»

Офис тухнет и потеет,

И воняет, и гремит,

Как попавший в кофемолку

На коляске инвалид.

Сдох весь воздух в помещеньи,

Снова стук-постук сосед.

Есть усталость, раздраженье -

Вдохновенья только нет.

Тычет пальцами в дед-лайн

Шеф-редактор, скаля рожу,

Обещает покарать

И содрать с живого кожу

Если вдруг до трех часов

Про волшебный праздник знаний –

Первое про сентября -

Текст мой будет не готов…

К лютым я зверям, не к людям

В детстве угодил, видать,

Что коварно научили

Как читать, так и писать,

И проклятьем наградили

Буковки в слова слагать…

Сжечь бы все на свете школы

Вузы все с землей сравнять!

Чтобы спать себе покрепче

И об знаниях не знать

Поэт-песенник Геннадий Иннокентьевич Шероховатский:

«Вот все думают, что создать песню для детей – пустяковое дело. Дескать, бери любую рифму, крути-верти её как хочешь, идиотничай с ней, и успех обеспечен. Хоть вот прямо с потолка возьми какое хочешь слово – например, вот, слово «сабля» – и шуруй себе в столбик:

Ах, сабля-бля-бля-бля!

Ух, сабля-бля-бля-бля!

Ах, да и хи-хи!

Хи-хи, да тру-ля-ля!

И как будто сразу детям понравится и полюбится, сами напевать будут и вообще. Но нет, скажу я вам! Это так не работает! Дети – весьма требовательная, я бы даже сказал взыскательная публика. Чтобы достучаться до них, нужна серьёзная работа мысли, чтобы в песне смысл имелся, а не пустопорожние «трали-вали». Нужно, чтобы талант имелся, чтобы гений срабатывал! Вот вам для сравнения:

Ах, гуси-гуси-гуси!

Да-да-да-да!

Помощники бабуси!

Га-га-га-га!

Видите разницу? Улавливаете посыл? Конечно, эта песня ребёнку сразу понравится, потому что ребёнок любит своих бабушек. Но не только она как развлекалочка ему понравится, но и напомнит, что пожилым людям нужно помогать, как гуси помогают бабушке».

Есть в мире странном местами

Коробка с Карандашьями.

В неё совершенно свободно

Вмещается что угодно.

В коробке с Карандашьями —

Шампанского океаны,

Карликовые армяне,

Но с очень большими задами.

В коробке с Карандашьями

Живёт домашнее порно,

Случайно слитое в сеть

И покорившее миллионы.

В коробке с Карандашьями

Реальность бежит вприпрыжку,

Под кислотой догоняя шишку

С кокаиновыми ноздрями.

В коробке с Карандашьями

Фотосессии в масле сверкают,

Любуйся, ценитель искусства,

Обширными телесами.

В коробке с Карандашьями

Весёлые рэперы скачут:

Они Карандашьям приносят

Денежки и удачу.

В коробке с Карандашьями

Недавно прошло ограбленье,

Вызвавшее волненье,

В мире и всей Вселенной.

Вы всё на свете найдете

В коробке с Карандашьями.

Когда шоу смотреть начнёте,

Желательно, под грибами.

Поэт и рок-музыкант Борислав Бориславович Расчесщиков:

«Когда при мне кто-нибудь употребляет слово «Родина», я всегда пытаюсь понять, что человек имеет в виду. О том же, о чём и я, он думает, когда произносит и слышит эти звуки, или нет? Ощущает ли он при этом во рту послевкусие дешёвого портвейна, тремя семёрками которого, как топорами, была срублена моя юность в Питерской подворотне на Литейном? Наворачивается ли на его глаз слеза от того удушливо-ароматного дыма «Беломора», который витал в моей парадной – такого плотного, что хоть те самые три топора в нём вешай? Имеет ли он в виду ту самую Родину, в сердце которой на рок-концерт приходилось пробираться по-пластунски огородами, заранее подвязав к плечу красную ленточку – фальшивое удостоверение народного дружинника, чтобы не провести ночь в обезьяннике? Ощущает ли он горечь иронии от того, насколько щедра Родина – если, конечно, речь идет о нашей общей Родине – насколько щедра она на причины и поводы сойти с ума? Но, вообще-то, последние двадцать лет я живу в Лондоне и формирую свой круг общения с тем учетом, чтобы человек, оказавшийся в этом кругу, с минимально возможной вероятностью мог иметь ту же Родину, что и я».

В стольном граде Кишинёве уд стоит огромный,

Весь в парче, в жемчугах, что твой Элтон Джон

Спеть хотел о Родине, да видно слишком скромный,

К тому ж о песнях к Родине есть теперь закон

Как роток ни открывай, песня не случается

Забивает глотку всю пышный каравай

Зуб сточил до корешка, а не унимается

Больно велика семья – тут уж не зевай

Как от наводнения, так пение молебное

Да чтобы у врага до срока воды отошли

Сирым в утешение то словцо целебное

Под снегами да под грязью краше нет земли

Как у мавзолея есть да два входа-выхода

Чёрный для солдатиков, красный для вождя

Если станешь вдруг вождём – для тебя вся выгода

Но в вождёчки ты помельче проведи меня

Может быть, тогда спою что-нибудь душевное

Так чтоб без оглядочки, глазом не кося

Не стесняясь ни того, что и рифма скверная,

Голосок и рыло – как у порося

Баснописец Сергей Андреевич Мухолковский: