Льюис Кэрролл - Охота на Снарка

Неслышно шагая всего в двух шагах,
Шептал он: «Подайте мне Снарка!»
Но Снарк — это СНАРК, а не заяц в кустах
Или глупая птица цесарка.

Тропинка в ущелье вела смельчаков.
Скалистые горы сужались.
Храбрецы, не пройдя и десятка шагов,
Боязливо боками прижались.

Вдруг над их головой устрашающий вой
С оглушительным визгом смешался.
Обмер бедный Бобер и рванул за бугор,
А Бисквит задрожал, зашатался.

И напомнил ему этот визг, этот скрип
Звуки мерзкие школьного мела —
Он в тоске у доски, понимая, что влип,
Закорючки выводит несмело.

— Это вой Жутконоса! — затрясся Бисквит
По прозванью Огарок Свечной. —
— Нам несчастьем, погибелью верной грозит
Этот вопль ужасный ночной!

— Это визг Жутконоса! По счету второй!
Неужели за нами охота?
Третий крик Жутконоса для нас роковой.
Постарайся не сбиться со счета.

И Бобер, сам не свой, слушал бешеный вой,
Потрясавший вокруг всю округу.
А когда в третий раз вой всю душу потряс,
Он вздрохнул и ахрюкнул с испугу.

Он делил, отнимал, умножал, прибавлял.
Тяжела оказалась работа.
И опять, и опять начинал он считать,
Но со страху сбивался со счета.

— К двум прибавить один, — заикался Бобер,
От старанья бедняга вспотел.
А когда-то проделывать это на спор
Без ошибки в уме он умел.

— Сосчитаем, — вмешался Бисквит, — как-нибудь.
Нужно только набраться отваги.
Четвертинку чернил поскорей раздобудь,
Не забудь четвертушку бумаги.

Вмиг бумагу, перо и бутылку чернил
Предоставил Бисквиту Бобер.
А за ними следил и без голоса выл
Целый хор из расселин и нор.

Но Бисквит не слыхал безголосых певцов,
Он в работу ушел с головой
И твердил, что в отличье от всяких бобров,
Мол, такое ему не впервой.

— Три, — сказал он, — сначала прибавим к семи,
К этой сумме добавим десятку.
Все умножим на тысячу, но без восьми,
А потом обратимся к остатку.

Делим смело на тысячу, но без восьми,
А затем вычитаем семнадцать.
И ответ, как на блюдечке. Вот он, возьми,
А за правильность можно ручаться.

Арифметика — это наука наук,
Даже больше — основа основ.
Тайну цифр, мой друг, постигают не вдруг,
Да и то если хватит мозгов.

Но науку попроще при слабых мозгах
Ты, пожалуй, постигнешь скорей.
А ее величают в ученых кругах
«Поведение диких зверей».

И Бисквит приступил к изложению дел,
Не спеша, презирая опасность.
Он во многих науках весьма преуспел,
Уважая порядок и ясность.

— Разберем наш вопрос за вопросом вопрос —
Внешний вид, вес, и вкус, и породу:
Неопрятен, немыт и одет Жутконос
Не по моде в любую погоду.

«Не имей сто друзей, но имей сто рублей, —
Он повсюду твердит постоянно, —
Если деньги нужны, то тяни из казны,
Доставай из чужого кармана».

Жутконос жутковат, но его аромат
Пробирает до самой печенки.
Аромат в закупоренной банке хранят
Или в крепком смоленом бочонке.

Если хочешь отведать котлет де-воляй,
Обмотай его тонкой тесемкой,
Клеем смажь и в опилках бока обваляй,
Жарь и парь, но не жми и не комкай.

Мог толковый Бисквит толковать до утра
И рецептами сыпать без счету,
Только вспомнил, что в путь отправляться пора
И продолжить лихую охоту.

А Бобер со слезами к Бисквиту приник,
Благодарный за свет и совет.
Он такое постиг, что и в тысяче книг
Не отыщешь за тысячу лет.

И в обнимку, любовью друг к другу горя,
Возвратились они в свой предел.
— Нет, не зря мы, друзья, бороздили моря, —
Умиленно сопел Билли-Белл.

А Бисквита с Бобром не растащишь багром,
Ходят рядышком оба матроса.
Только ночью и днем мнится им за бугром
Ужасающий вой Жутконоса.

…Ловить его надо на то, чего нет,
Смелей подходить, но с опаской,
Манить и Законом, и звоном монет,
Бутылкой, и вилкой, и лаской, и таской…

Утомился в дороге Болтун-Бормотун,
И, найдя подходящий газон,
Он прилег на бочок за лобастый валун
И смотрел удивительный сон.

Он в Суде оказался Свиной Отбивной,
Выдающей себя за Поджарку.
Шесть Присяжных ножами стучат за спиной,
А защита поручена Снарку.

В белоснежном и пышном своем парике
Снарк невинен и тих, как овечка.
Только вилка двузубая в левой руке,
Только в правой — тарелка и свечка.

Вызывает Свидетеля строгий Судья
И Законы листает сурово.
На весах Правосудья от А и до Я
Будет взвешено каждое слово.

И Свидетель, икая и брызжа слюной,
Говорит увлеченно и ярко,
Что в сравненье с отличной Свиной Отбивной
Не идет никакая Поджарка.

А Судья горячо осуждает подлог,
И в его Обвинительной речи
Убедителен каждый союз и предлог,
Россыпь слов пострашнее картечи.

На скамейке Присяжных поднялся галдеж:
Нет сомненья — готово решенье.
И у каждого острый, сверкающий нож,
А в горящих глазах нетерпенье.

Но защитника Снарка черед настает.
Гневным взором окинув собранье,
Три часа говорит он, как будто поет,
В тихом голосе слышно рычанье.

— Неужели, — урчит он, — Свиной Отбивной
Не дозволено зваться Поджаркой?
Если курицу кормят отборной крупой,
То слывет она славной Пуляркой.

Возмутился Судья: «Но любая вина
По Закону всегда наказанья причина.
— Да, — хохочет Защитник, — не вижу вина!
Без вина Отбивная Свиная невинна».

От такого ответа Судья онемел
И на Снарка глядел бестолково.
Ни один из Присяжных вздохнуть не посмел
И не вымолвил больше ни слова.

И Дворец Правосудья звенит тишиной.
Только — ззумм! — пролетающей мухи.
Слышно даже, как ветер молчит за стеной,
Как урчит у Защитника в брюхе.

А Защитник остался в едином лице —
Он Свидетель, Судья и Присяжный —
И творит Правосудье в притихшем Дворце
Беспощадный, суровый и важный.

— Теперь огласим Обвинительный акт, —
Поднялся Защитник с ухмылкой.
Он громко читал и постукивал в такт
По тарелке двузубою вилкой.