Фаина Раневская - Все афоризмы Фаины Раневской

— Моя собака живет лучше меня! — пошутила однажды Раневская. — Я наняла для нее домработницу. Так вот и получается, что она живет как Сара Бернар, а я — как сенбернар…

Есть люди, хорошо знающие, что к чему. В искусстве эти люди сейчас мне представляются бандитами, подбирающими ключи.

Разговор Раневской с Львом Лосевым:

— Моя дура домработница купила сегодня курицу и сварила с потрохами. Пришлось выбросить на помойку. Испортилось настроение на целый день.

— Фаина Георгиевна, наплюйте вы на эту курицу. Стоит ли из-за этого так расстраиваться!

— Дело не в деньгах. Мне жалко эту курицу. Ведь для чего-то она родилась!

Люблю детей, особенно плачущих: их обычно уводят немедленно.

Как-то на южном море Раневская указала рукой на летящую чайку и сказала:

— МХАТ полетел.

Не можете никак понять: нравится ли вам молодой человек или нет? Проведите с ним вечер. Придя домой, разденьтесь и подбросьте трусы к потолку… Прилипли?.. Значит, нравится…

Запомните: за все, что вы совершаете недоброе, придется расплачиваться той же монетой… Не знаю, кто уж следит за этим, но следит, и очень внимательно.

Когда пионеры-тимуровцы пришли к Раневской домой, помогать как престарелой, она их выпроводила со словами:

— Пионэры, возьмитесь за руки и идите в жопу!

— Шатров — это Крупская сегодня, — так определила Раневская творчество известного драматурга, автора многочисленных пьес о Ленине.

Если ты ждешь, что кто-то примет тебя таким, как ты есть, то ты просто ленивое мудло. Потому что, как правило, такой, как есть, — зрелище печальное. Меняйся, скотина. Работай над собой. Или сдохни в одиночестве.

Известно, что Раневская позволяла себе крепкие выражения, и, когда ей сделали замечание, что в литературном русском языке нет слова «жопа», она ответила:

— Странно, слова нет, а жопа есть…

Однажды, посмотрев на Галину Сергееву, исполнительницу роли Пышки, и оценив ее глубокое декольте, Раневская своим дивным басом сказала, к восторгу Михаила Ромма, режиссера фильма: «Эх, не имей сто рублей, а имей двух грудей».

Когда я начинаю писать мемуары, дальше фразы «Я родилась в семье бедного нефтепромышленника…» у меня ничего не получается.

Я обязана друзьям, которые оказывают мне честь своим посещением, и глубоко благодарна друзьям, которые лишают меня этой чести.

Дамы, не худейте… Оно вам надо?.. Уж лучше к старости быть румяной пышкой, чем засушенной мартышкой…

Изображаю всех, кто попадается на глаза. «Подайте Христа ради», — произношу вслед за нищим; «Сахарная мороженая!» — кричу вслед за мороженщиком; «Иду на Афон Богу молиться», — шамкаю беззубым ртом и хожу с палкой скрючившись, а мне четыре года.

В моем тучном теле сидит очень даже стройная женщина, но ей никак не удается выбраться наружу. А учитывая мой аппетит, для нее, похоже, это пожизненное заключение…

Первый сезон в Крыму, я играю в пьесе Сумбатова прелестницу, соблазняющую юного красавца. Действие происходит в горах Кавказа. Я стою на горе и говорю противно-нежным голосом: «Шаги мои легче пуха, я умею скользить, как змея…» После этих слов мне удалось свалить декорацию, изображавшую гору, и больно ушибить партнера. В публике смех, партнер, стеная, угрожает оторвать мне голову. Придя домой, я дала себе слово уйти со сцены.

Всегда завидовала таланту: началось это с детства. Приходил в гости к старшей сестре гимназист — читал ей стихи, флиртовал, читал наизусть. Чтение повергало меня в трепет. Гимназист вращал глазами, взвизгивал, рычал тигром, топал ногами, рвал на себе волосы, ломая руки. Стихи назывались «Белое покрывало». Кончалось чтение словами: «…так могла солгать лишь мать». Гимназист зарыдал, я была в экстазе.

Народ у нас самый даровитый, добрый и совестливый. Но практически как-то складывается так, что постоянно, процентов на восемьдесят, нас окружают идиоты, мошенники и жуткие дамы без собачек.

Профессию я не выбирала — она во мне таилась.

Если бы я вела дневник, я бы каждый день записывала одну фразу: «Какая смертная тоска…»