Иль Канесс - Оформитель слов

Мы не виделись с Толей пару недель. Мне казалось, что его отчислили, но нет, он однажды пришел в колледж, правда, только на обед в столовую.

– Я тут с девушкой познакомился, – сказал он. – Ритой зовут. Красивая. Татарка…

– Ты почему на занятия не ходишь?

Он осмотрелся. Его взгляд говорил о том, что ему решительно безразлично на то, что он студент, что надо в колледж ходить, экзамены сдавать… Его мысли занимали другие, более важные вещи, суетливые и тревожные.

– Болею… – соврал он, отрешенно глядя в свою тарелку с гречкой. – Мы с Ритой любим друг друга. Она особенная. Она… – Толя подался чуть вперед и тихо сказал: – Она еще девственница! А я еще ни разу…

Он осекся и умолк. Так прошла, наверное, минута.

Наконец, он заговорил:

– Ты поможешь нам?

Я растерялся.

– С первым сексом?

– Нет, с этим мы справимся сами. Родители нас не понимают. Никто нас не понимает. А мы не можем друг без друга.

– Я пока тоже не понимаю, чем именно я могу помочь.

– Мы решили жить вместе и поэтому…

– Тебе 17 лет, а ей 16, и вы, значит, решили жить вместе?

– Да. Не драматизируй. Ты прям как моя бабушка… – Толя осмотрелся, нет ли лишних ушей. – Сегодня утром я продал свой компьютер. Но деньги за него получил не все. Мощный комп, дорогой. Покупатель, то есть продавец… Бля. Короче, у чувака, что купил мой комп на рынке свой ларек и он сказал, что отдаст сумму за два раза. Ты можешь забрать оставшиеся деньги?

– А ты сам?

– Я же говорю, мы с Ритой уедем.

– А как я тебе их передам?

– Я тебе позвоню, когда придет время.

– Погоди, погоди. Во что ты меня впутываешь?! – запротестовал я. – Что вы там себе напридумывали? Ромео, блять, с Джульеттой! Неужели нельзя…

– Мне пора. Я тебе позвоню.

Через неделю я был на рынке возле вокзала. Барыга спросил мои паспортные данные и отдал деньги. Я себя немедленно ощутил авторитетным контрабандистом и срочно купил нормального курева, хот-дог и отправился на одну их пригородных ж/д станций, чтобы передать Рите деньги.

На полустанке было морозно и тоскливо. В сумерках чернели кусты, а за ними какие-то постройки. Этюд в синих тонах. Рита уже ждала меня.

– Вот, – говорю. – Я немного взял на текущие расходы. Как вы там?

– Нормально. Живем…

На станции Карбышево-1 кроме нас никого не было. Она ждала электричку обратно. Я же ощущал себя заговорщиком или контрабандистом, замешанным в какую-то подростковую дичь. Мне отчетливо думалось, что добром это не кончится. Как и все, что делают подростки, возомнив себя самостоятельными и взрослыми. Особенно, если замешана любовь.

Через неделю я сам приехал на электричке к Толе с Ритой в какой-то унылый поселок городского типа. Меня встретили, и мы немного прогулялись.

– Нам сдали комнату в трешке, – гордо сказал Толя. – Люди, между прочим, тут в провинции очень хорошие. Хозяева взяли недорого. Они добрые. Отзывчивые. К нам не заходят. Вопросов не задают. Не беспокоят…

– Они просто алкаши и пьют каждый день, – горько усмехнулась Рита.

– В общем-то, да, – развел руками Толя. – Пойдем. Сам все увидишь.

Невооруженным глазом было заметно, что на филиппинской свалке чище, чем в этой квартире. Тряпки, бутылки, рваные матрасы, велосипеды, книги, везде посуда…

– Как вы тут живете?

– Нормально, – пожала плечами Рита. – Обустроились, по крайней мере у себя чистоту навели. Погодите, сейчас пельмени захуя… сварю.

И ушла на кухню.

– Чувак, – сказал я, оглядевшись. – Это же – караул!

Толя закурил прямо в комнате.

– В целом – неплохо. С тех пор как мы приехали, хозяева ни разу не были трезвые. Квартплата небольшая, но они умудряются пить на нее беспробудно ежедневно. Это какое-то мастерство! Я вообще сомневаюсь, что они помнят о том, что мы у них живем. Раз в день кто-то из них уходит и возвращается с бутылкой. Они страшно бухают и вообще ничего не едят. Но любят друг друга. Это так трогательно…

– Любят?

– Ага. Я как-то зашел к ним в комнату, а они, укрывшись какими-то прожженными пледами, лежат на диване в обнимку совершенно пьяные. Дремлют. Вдруг его стошнило, и он сказал, с нежностью глядя не ее опухшее лицо: «я тя люблю!». А она ему отвечает: «и я тебя», и тоже делает блевульку.

– Романтично. Что делать собираетесь? Деньги скоро закончатся, а хозяева ваши рано или поздно протрезвеют.

– Не знаю. Работу пока ищу…

Поговорили, поели и больше я к ним не ездил. Видно было, что энтузиазм у них пропал. Их отношения вышли на новый уровень и стали другими. Суровая реальность хлестала по их упругой нежной любви солдатским ремнем.

Так прошла, наверное, неделя. Как там они жили – я совершенно не имел понятия. Побег из Омска им удался и я, кажется, стал соучастником. Это меня тревожило. Толю я предупредил: как бы страшно вас не пытали, когда найдут, ни в коем случае не говорите, что я все знал и даже помогал. Тот пообещал, что не выдаст.

И вот однажды во время занятий в наш учебный класс постучали. Оказывается, пришли за мной. Как в любимой песне: «И, если есть те, кто приходят к тебе, найдутся и те, кто придет за тобой».

– Это за тобой, – сообщили мне.

– Кто? – спросил я.

– Один с топором, двое с носилками. Иди, – усмехнувшись, преподаватель вытолкнул меня в коридор.

А там меня ожидала зондеркоманда взрослых, умных и разгневанных: наш куратор, бабушка Толи, милиционер и огромный татарин с женщиной.

– Здравствуй, – нежно, уставшим голосом сказала бабушка. – Скажи, пожалуйста, где они прячутся?

Огромный татарин, видимо, отец Риты, решил вести допрос более продуктивно и, схватив меня за подмышки, поднял.

– Говори, задрот! Где моя дочь! Куда этот эльфоеб ее увез!

И начал трясти.

Мне стало пиздец, как страшно за свою короткую жизнь. Шутки-шутками, а милиция – это уже нихуя не шутки, как и огромный татарин, сжимающий тебя в своих могучих руках. Врать было бесполезно и опасно.

– Ну! Чего молчишь!

– Я ничего не знаю.

– Да я тебе, блять, ноги вырву! Гаденыш…

Тут в коридоре внезапно появились Толя с Ритой и сказали:

– Пустите его! Он ничего не знает!

Нихуя, конечно, они не появились, и никто ничего такого не сказал. Я висел в воздухе и пытался быть отважным.

– Говори, гаденыш! Иначе я тебя с твоим другом-эльфоебом в такой мордор на десять лет закрою!..

Я сделал совершенно невинное лицо и чистым, пионерским голосом из прекрасного далека всем дружно напиздел:

– Ничего не знаю.

И меня отпустили. Даже не пытали. Хотя, наверняка, не поверили.

Время шло. Толю я несколько недель не видел и вообще, понятия не имел, как он живет, а связаться с ним было уже невозможно. В колледже про него, кажется, забыли совсем. Так получилось, что его друзья стали моими друзьями, и я частенько бывал в его краях. И однажды спустя месяцы встретил на улице. Он был чем-то озабочен и неопрятен. Обреченно шел, глядя под ноги.