Владимир Жуков - Яблоко раздора. Сборник рассказов

– Уси покойники схожи,– заметила Ганна.

– Не скажи, – возразил он.– У каждого своя аура. Сказывают, что в Одессе произошел такой случай. Жили в одном из старых дома мать-старуха и ее сорокалетняя дочь. Обе с “приветом”. Вот старухе однажды и взбрела в голову навязчивая мысль – узнать, как она в гробу будет выглядеть. Купили, значит, они гроб, тогда он недорого стоил. Красочно его оформили кружевами и разными финти-хлюшками. Заказали в ателье фотографа и назначали время. Перед его приходом легла старуха в гроб и глаза закрыла, губы сжала, затаила дыхание. Дочка встретила фотографа и он начал съемку аппаратом из разных точек. В самый разгар работы открыла старуха глаза и сердито закричала:

– Свечку, свечку, ирод, забыл зажечь!”

Фотограф сперва обомлел от страха, а потом его как ветром сдуло, едва на лестнице ноги не сломал…

– Якый жах!– вздрогнула Ганна.– Що з нымы потим трапылось? – Старуху и дочь поместили в психушку, а фотограф опосля того случая зарекся снимать покойников. Долго лечился от заикания. Вот такая забавная история приключилась. У нас все будет чин чинарем. В жизни каждого человека есть только два главных события – день рождения и день смерти, а потом небыль, пустота. – Душа продовжуе жыты,– не согласилась упрямая супруга.

– Кто ее видел, эту душу? Оттуда еще никто не возвратился,– скептически заметил Уваров.– Все эти разговоры о загробной жизни, о рае и аде выдумка попов, чтобы люди им в церковь несли харчи и всякое добро. Смерть всех уравнивает и богатых, и бедных, злых и добрых. Люди умирают, также как и животные, птицы, деревья, трава, превращаясь в тлен и прах, раз и навсегда.

– Ни, воны перетворюются в собак, кошек и других тварин, – возразила она, блеснув познаниями.

– Эх ты, темнота! Ты уж точно в бегемота или носорога превратишься, – усмехнулся он.– Твоя комплекция вполне соответствует. Лопаешь все подряд и без меры.

– Я ж з голодухи пухну,– пожаловалась она.

– А кто за неделю семь кило сала умял с чесноком и цыбулей?– разоблачил Уваров ее фанатичное пристрастие к этому продукту. Не смея возразить, Ганна замолчала, плотно сжав тонкие ехидные губы. – Завтра вместе пойдем на кладбище место выбирать, а то заткнут куда-нибудь в дальний глухой угол, где земля не просыхает и лужи стоят. Будешь в гробу, как в лодке бултыхаться. Надобно на пригорке, чтоб сухо было и солнце грело. Заранее надо место на двоих застолбить, потом поздно будет. Земляки один за другим на погост переселяются. Заодно навестим стариков, проверим на месте ли оградки. Металл нынче отовсюду тащат. Могилки приберем, поправим. Может и о нас кто позаботиться, когда помрем.

Ганна послушно кивала головой , укорив себя за то, что уже полгода, как не удосужилась побывать на могилах своих и супруга родителей.

3

На сельском кладбище, выбрав более-менее подходящее место для будущего погребения (лучшие места на возвышении оказались занятыми), супруги Уваровы навестили расположенные рядом могилы своих стариков, упокоившихся лет двадцать-пятнадцать назад.

День выдался солнечный с бодрой октябрьской прохладой. Их порадовало то, что оградки, может потому, что могилы находились в центре кладбища, оказались нетронутыми, лишь краска выцвела и кое-где металл покрылся ржавчиной. Они убрали высохшие цветы, заменив их живыми хризантемами и георгинами, принесенными с палисадника, сгребли пожухлую траву и только после этого разложили на вкопанном в землю столике скромную снедь: жареный картофель и яйца, маленький кусочек сала, соленые огурцы и цыбулю. Филипп Ермолаевич наполнил очищенным марганцем самогоном три стограммовые стакана. Один подвинул Ганне, второй взял себе, а третий для родителей.

– Помним и скорбим, – произнес он, окинув взглядом надгробье. – Я тоже долго не задержусь, ждите меня в свою компанию.

– Дюже пышаемся, – невпопад ляпнула она, что означало «очень гордимся».

Не чокаясь, выпили до дна. Ганна от него не отстала, успев первой прихватить за щеку кусок сала, напомнившего о ранее съеденных пяти килограммах. Уваров закусил картошкой с соленым огурцом. А после второй стопки съел два яйца и, захмелев, продолжил приготовления.

– Теперь надобно решить, кого пригласить на похороны и поминки, а кого и на порог не пущать, – произнес он рассудительно. – Меньше будя нахлебников, тебе ж, Ганка и лучше, больше экономия.

– А як же тоди присказка: прийшла бида, видчиняй ворота? – уставилась она на мужа посоловевшими глазами.

– Устарела твоя присказка. Она была хороша, когда дом был полная чаша, харчи не переводились. А теперь пусто, хоть шаром покати. Одними овощами, да бульбой сыт не будешь, продукты и выпивка дорогие. К тому же много развелось халявщиков, желающих задарма выпить и закусить. Радуются, когда у других горе. Так, ты не шибко ворота отворяй, а то все вынесут вместе с гробом. Кого велю, того через калитку впусти, остальные пущай ждут, пока, кто другой Богу душу отдаст. Кандидатов больных и хилых хватает. Домой возвернемся, а щас у меня нет ручки и бумаги, я тебе список напишу, кого пригласить.

– Отца Феофана, обовязково требо запрошуты, – предложила Ганна, довольная своей находчивостью.– Биз нього ни одне поховання не вибуваеться…

– Ни в коем разе! – вскричал Филипп Ермолаевич, словно его ужалила оса.– У этого попа-обжоры из автокефальной церкви расколькика Филарета, только одно на уме – напиться в стельку и харчами требуху набить. Животина у него, что у здоровой бабы на сносях. Давеча, когда отпевали деда Демьянова, а затем опосля кладбища справляли поминки, я за столом понаблюдал за Феофаном. Сидит, как тот боров, хоть бы крест с груди спрятал. Водку, вино и самогон за упокой раба божьего хлещет словно воду. С тарелок все подметает, только за щеками трещит. Ему бы при его дюжем здоровье и силе вагоны разгружать, уголь долбить или лес валить, а он людям мозги пудрит, молитву и ту без шпаргалки прочитать не может, путается, как ленивый школьник. Зато пожрать на халяву горазд. Одну только фразу и запомнил: “Аминь, во имя отца, сына святага духа”. Такую службу и я могу исправно нести. Куплю рясу, крест, кадило и еще один поп готов. Сейчас столько развелось попов, разных эмиссаров из-за границы наехало и у каждого свой Христос или свидетель Иегова. Смущают бедный народ, путаницу в нашу православную веру вносят и подрывают наши христианские традиции и обычаи. Верно поэтому говорят, каков поп, таков и приход.

– Без батюшки не можно,– не отступала Ганна.– Вин посланник божий на земле.

– Он сам грешен, поэтому его молитва, пусть хоть лбом об алтарь бьется, до Бога не дойдет и грехи не будут прощены, – упорствовал Уваров. – Разве это праведный человек. На поминках Феофан поел за троих и еще прихватил харчей на дорогу / ехать то ему полчаса /. Уволок большой шмат копченого окорока, два кольца колбасы, килограмма три сыра, три бутылки водки и две “Кагора”. Крестом всех осенил и при этом и твердил: “Люди добрые, не для себя мя, а для сирых и убогих, для калек и юродивых…”