Владимир Жуков - Яблоко раздора. Сборник рассказов

– Ты что рехнулась? Он тоже не в моем вкусе! – возмутилась Шурпетка. – Я на сей счет не страдаю, есть, кому меня любить и ласкать. Но чтобы со стариком, из которого труха сыплется, избави Бог.

– Не скажи, есть такие старички-боровички, особенно из бывших военных, моряков, летчиков, что молодому любовнику фору дадут. Какая разница, все мужики из одного теста и цель у них одна – покорить, овладеть и насладиться.

– А ты, что же на собственном опыте испытала?

– Кто же тебе об этом скажет, – уклонилась от ответа Сахно и тут же предложила.

– Ты, подруга, не слишком комплексуй. Если деду захотелось, то поставь главное условие, чтобы официально зарегистрировал брак. И тогда ты станешь барыней-сударыней. Он скоро даст дуба, квартира и все имущество перейдут в твою собственность.

– Да, что ты такое говоришь?! Этот дед еще нас с тобой переживет, – возразила Нина. – Коль такая практичная и умная, то сама выходи за него замуж. Я погляжу, насколько тебя хватит.

– Нет уж, взялась за гуж, не говори, что не дюж.

– Тш-ш, не шуми, я осторожно загляну в спальню, не разбудила ли ты его звонками. Слишком он скрытный и любознательный, может притаиться за дверью и подслушать наш разговор, будет потом пилить, – произнесла сиделка.

2

– Я тоже на него хочу взглянуть, – прошептала Римма.

Они по ковровой дорожке приблизились к спальной и сиделка слегка приоткрыла дверь. Жабрин, до самого подбородка завернувшись в белую простыню, словно кокон тутового шелкопряда, крепко спал на широком ложе, смежив глаза с нависшими белесыми бровями. С присвистом выпускал воздух из ноздрей. Тумбочка, стоявшая у изголовья, была заставлена бутылками бальзамов Биттнер, Вигор, Златогор, флаконами с настойкой женьшеня, боярышника, маслом облепихи, росторопши и разными витаминами.

– А это, что за фигня? – Сахно взяла в руку один из флаконов.

–Это не фигня, а масло из льна, очень дорогое, – сообщила сиделка.

– От чего оно?

–Стимулирует работу сердца, смазка для клапанов. Ему один девяностолетний академик-селекционер рекомендовал. Он в этом деле собаку съел, почти всю жизнь занимается выведением сортов масличных культур, рапса, сои, кунжута, горчицы, употребляет масло и поэтому так долго живет. Герман Ильич строго следует его рекомендациям, поэтому химическим медпрепаратам предпочитает народные средства, фитотерапию. Нам тоже не помешало бы укрепить свои сердечки.

–Так стырь у него флакон.

–Что ты, он же сразу догадается, скандал закатит.

– Не похоже, чтобы он собрался помирать, румянец на всю рожу,– шепнула Нина на ухо подруга и, уловив неприятный запах, зажала носик тонкими с лиловым маникюром пальцами. – Фу-у, как в газовой камере. Спит, как хорь и поминутно «дроздов» пускает, хоть противогаз покупай. Банку зеленого горошка, который я купила, чтобы ко встречи с тобой приготовить оливье, за один присест сожрал. Как саранча все подметает, настоящий обжора.

–Тш-ш, – приложила палец к губам сиделка. – Упаси Бог, чтобы не услышал.

–Ему уши заложило, старый пень дрыхнет, как сурок.

– Отравит он меня, совсем зачахну, как цветок в пустыне, – пожаловалась Шурпетка.

– Фу-у, словно в хлеву, – скривилась Сахно, разогнав перед собой ладонью воздух. – Ты хотя бы комнату проветривай, открывай форточку, используй дезодоранты.

– Он строго-настрого запретил, боится сквозняков.

– Ну, и фрукт тебе, подружка, попался, экзотический, – покачала изящной головой Римма, поспешно увлекая за собой из спальни подругу. – Здесь невыносимо, как в газовой камере.

– Может ты меня, Римма, на денек-другой сменишь, а я хоть немного передохну от этой каторги? – с тоской в глазах попросила Нина.

– Нет уж, возись с ним сама, – отрезала Сахно и, чуть смягчив тон, чтобы не слишком обидеть пояснила. – Ты уже успела к этой специфической атмосфере и условиям адаптироваться, а я – женщина чувственная, утонченная, не выдержу этой пытки, этих хождений по мукам. Еще в состоянии аффекта придушу его или утку с его же дерьмом на голове разобью. Господи, прости меня, что я говорю, еще дед услышит.

– Отсюда не услышит, скунс, умаялся, спит, хоть кол на голове теши, – сообщила Нина, возвратившись в гостиную.

– Чем же он занимался, что так устал? – спросила Римма, разливая густое алое вино по фужерам.

– От безделья умаялся. Донимал меня беседами на интимные темы, – призналась она, опустившись в кресло.

– Ты не шутишь? – удивилась Сахно, пристально взглянув на подругу. – В его возрасте следует о вечном, о душе подумать.

– Не до шуток мне, – уныло отозвалась Нина.

– Чудеса-а! – рассмеялась Римма. – Он же помирать собирался. Сиделкой тебя взял. Помнишь, каким он был, когда мы в первый раз пришли по объявлению?

– Как не помнить, – нахмурилась Шурпетка. – Почитай Богу душу отдавал, с постели не поднимался, плакал, стонал, крестился. Жить мне, говорил, немного осталось, похорони, как полагается, в гробу деревянном, а не картонном, обязательно с музыкой. Все тебе отпишу: дом, имущество, дарственную составлю. Старуха моя Серафима раньше померла, а детей Бог не дал. Жалко мне его стало, да и о своих перспективах подумала. Не мыкаться же с молодых лет по общагам, денег на покупку квартиры у нас с тобой нет. А здесь шанс подвернулся и глупо его упускать. За доброту душевную и заботу старик готов щедро отблагодарить. Заверял, что после инсульта долго не протянет. Правая сторона, мол, отнимается, если бы левая, то еще есть шанс выкарабкаться. Сказал, что все его добро мне достанется. Только велел похоронить по-людски в гробу и с музыкой, а то ведь зароют, как собаку в целлофане.

– Ты, Ниночка, поверила этим сказкам?

– А как же, он слезу пустил. Попросил платочком вытереть. Больно глядеть на него было, – горестно вздохнула Шурпетка.

– Если бы его разбил инсульт, то врачи не оставили бы без присмотра, – резонно заметила Римма. – На период реабилитации закрепили бы за ним медсестру, назначили курс лечения.

– Не знаю, я не допытывалась.

– Напрасно, – посетовала подруга. – Я бы ему старому симулянту, такой допрос учинила, что враз бы с постели вскочил, куда и хворь делась бы. Дед понял, что ты душевная и покладистая и решил на тебе воду возить, помыкая. Вижу, замоталась ты, зачухалась, похудела, а он харю с румянцем наел и бычью шею натрепал…

– Ой, и не говори, Римма, извел он меня своими капризами и сексуальными домогательствами, готова на край света бежать…

– Не повезло тебе, подружка, – посочувствовала ей Сахно. – Как мать Тереза, с того света его подняла. Теперь, поди, долго придется ждать, когда он преставится. Но ты не печалься, что-нибудь придумаем. Сначала выпьем для поднятия тонуса и покумекаем, что делать дальше с твоим дедулей.