Владимир Жуков - Яблоко раздора. Сборник рассказов

Ф В КУБЕ

Благодатная осенняя пора. Не только сады, плантации и поля радуют урожаем фруктов, ягод овощей, но и леса, рощи и урочища манят к себе разными лакомствами.\

Однажды в погожий полдень сентября, проходя по рынку, я увидел за прилавком старушку, торговавшую лекарственными травами, иссиня-черными ягодами терна, рубиновыми – кизила и ядрами лещины в стаканчике.

– Откуда орешки?

–Из леса, – ответила она.

– Ясно, что из леса. Из какого именно?

– Кто же тебе скажет, – усмехнулась старушка-конспиратор. – Молодой, налетишь вихрем, сам или с ордой бездельников и всю лещину сметете. Нам, старикам, ничего не оставите.

–Понятно, из какого леса. Из ореховой рощи, что за заводом «Альбатрос» у железнодорожной ветки, – произнес я и по кислому выражению ее морщинистого, словно моченое яблоко, лица догадался, что попал в «яблочко».

Утром, положив в пакет два бутерброда с сыром и колбасой, бутылку минеральной воды «Крымская», ради прогулки я отправился в ореховую рощу, где вперемешку с лещиной росли грецкие орехи. Войдя под сень кронов раскидистых кустарников с сердцевидными резными листьями, я увидел на земле орешки в янтарно-кремневой скорлупе. Вверху на гибких длинных ветках, которые сельская детвора прежде использовала на удилища, увидел в зеленых и высохших коричневых розетках орехи. Потряс ветку и они упали вниз на пожухлую траву. Пакет с провиантом я оставил у ствола дерева грецкого ореха с еще зелеными плодами. А сам с азартом, сравнимым с азартом грибника или рыбака, принялся собирать лещину во второй пакет. Передвигался от одного куста к другому…

Неожиданно услышал хруст веток и частые звуки, характерные для щелканья орешек.

«Никак, конкуренты промышляют», – подумал я и вскоре увидел несколько коз, успевавших и листья с веток обглодать и орешки с земли прихватить и сгрызть Я вспомнил о пакете и решил переместить его поближе. Выпрямился, чтобы возвратиться и застыл в удивлении. Увидел, как рогатый козел с жидкой библейской бородкой и глазами навыкате, с большим аппетитом уминал остатки моей снеди.

– Пошел, пошел прочь! – замахал я руками, но невозмутимое животное продолжило доедать второй бутерброд. На мой возглас из-за кустарника вышел мужичок, лет семидесяти от роду с герлыгой в руке и армейским вещмешком за спиной.

– Ах, Ферапонт, нет на тебя управы, – огрел он упрямого козла герлыгой и обернулся ко мне. – Вы уж простите, слишком он любопытный и прожорливый, с понтом. Поэтому я и назвал его Ферапонтом…

На миг призадумался, принимая решение, виновато улыбнулся:

–Голодным я вас не оставлю, сейчас компенсирую утрату харчей, – пообещал, вскинул голову и зычно позвал. – Фекла! Фекла, поди-ка сюда.

Из-за кустарника, отделившись от подруг выбежала шустрая белошерстная коза и уставилась на хозяина невинными прозрачными глазами.

–Готовься к дойке, Фекла. За козла, своего ухажера Ферапонта ответишь.

Коза повиновалась. А старик снял с плеча вещмешок, достал котел и приступил в доению. Исправно, как опытный дояр помассировал соски и вскоре тугие струи зазвенели о стенки котелка. Я с интересом наблюдал за этой сценой.

Когда котелок наполнился, козопас подошел ко мне и предложил:

– Давай бутылку или какую-нибудь другую емкость под молоко в качестве компенсации.

– Не надо, обойдусь, – ответил я, глядя на замызганный котелок.

– Не скромничай. Козье молоко долго не скисает и очень полезно для мужской силы, – заявил он и в доказательно привел пример. – Меня кличут Федором.

– Интересная троица – Ферапонт, Фекла и Федор – Ф в кубе.

– Так получилось, – усмехнулся старик. – Хотя и у других коз есть клички, но я с ними редко общаюсь. Ферапонт и Фекла в стаде заправляют. А насчет молока напрасно отказываешься. У меня есть давний приятель, живет в доме поблизости горы Митридат, пасет на склонах с десяток коз. Каждый день по литру и больше выпивает, так ему уже за девяносто лет. Вся сила от целебного молока.

Еще полчаса я собирал орешки и, видя, что сгустились свинцово-черные тучи, до начала ливня успел возвратиться домой. Этот потешный случай стерся бы из памяти, но через год я неожиданно повстречался с Федором. Пожал его жесткую, как подошва, руку.

– Как поживаете, Ф в кубе?

– Осиротел я. Сдал Ферапонта, Феклу и остальных коз на бойню, – с дрожью в голосе сообщил козопас.

–Что так, одолела усталость?

– Нет. Какой-то хохол репаный на даче, что вблизи ореховой рощи, устроил свиноферму голов на сорок-пятьдесят и отпустил их на подножный корм. Решил значит на кормах сэкономить. Так они с голодухи всю лещину сожрали, траву вытоптали и почву изрыли. Старухи почем свет клянут этого мудака фермера. Раньше они собирали лещину и продавали стаканами на рынке. Была добавка к нищенским пенсиям, да и мне от козьего племени был прок, молоко, козлятки и шерсть. Так этот хрен моржовый, всю малину испортил. Свиньи у него одичали и отощали от бескормицы. Получилось, что и сам не гам, и другим не дам. Чисто хохляцкая натура.

В глазах Федора вдруг блеснула искорка лукавства и он спросил:

– Кстати, знаешь, кто хохлов надоумил выращивать свиней?

– Не знаю, – признался я.

– Крымские татары.

– Каким способом?

– Во времена Крымского ханства, совершая набеги на Малороссию, они забирали не только самих хохлов для работорговли на рынках Кафы, но и коров, быков, коз, овец и мелкую домашнюю живность. А вот свиней презирали, не трогали, ведь Коран запрещает мусульманам употреблять свинину, сало. Вот ушлые хохлы, чтобы не умереть с голоду переключились на свиноводство, а сало превратилось в национальный продукт, одним из символов Украины.

– Очень оригинальная версия. В ней есть доля истины, – улыбнулся я.

ЯДВИГА

Со своей капризной и въедливой, как серная кислота, супругой Асей Кирилл Ложкин еще мог бы совладать. Пару раз поколотил бы для профилактики, чтобы голос не повышала, когда он под хмельком приходил, шелковой бы стала, тише воды, ниже травы. Но против суровой и надменной тещи Ядвиги Карповны у него, как против того птичьего гриппа, не было ни вакцины, ни противоядия.

Тучная, как театральная тумба, она своим командорским видом ввергала его то в жар, то в озноб. Имея свое жилье, теща часто гостила у любимой доченьки и ненавистного зятька. Кирилл при ее появлении держал в кармане фигу, но так ни разу не отважился ее достать и показать. Теща взяла его в крутой оборот: едва копейку с зарплаты утаит, сразу сигнал бедствия подает и жилистые пальцы в кулачище сворачивает. Однажды после получки, хорошо покутив с друзьями в баре, он принес домой тяжелую голову и пустой карман. На его счастье теща куда-то отлучилась, и Кирилл воспылал нежностью к жене: