Михаил Самарский - Рассказы

На работу он устроился быстро. В отделе кадров известного НИИ долго восхищались тем, что у них теперь будет работать потомок великого учёного. Некоторые сотрудники первое время даже заходили по надуманным предлогам в лабораторию, чтобы посмотреть на новенького коллегу.

Абрам решил не останавливаться на собственной фамилии. В их квартире с мамой поселились кот и собака. Кота назвали Азотом, а крохотную болонку – Молекулой. Благодаря вечеринке, организованной в честь первой зарплаты, эта весть разлетелась очень быстро по институту, и Абрик резко возрос в глазах своих коллег, его стали считать не только настоящим химиком-патриотом, но и истинным продолжателем великого дела пра-пра-пра– … деда. Он заказал себе очки без диоптрий, отпустил жиденькую бородёнку (густая почему-то не росла) и совсем превратился в настоящего, но молодого профессора.

Иными словами химик нахимичил предостаточно, чтобы создать себе отличный имидж. Но судьбу ведь на мякине не проведёшь, ей нет никакой разницы, кто ты – Равинович, Рабинович, Менделеев, да хоть сам Нобель, всё по боку.

2

Так что же случилось? Влюбился наш Абрик, да так, что и от второй самозваной фамилии готов был отказаться. И самое страшное в этой истории, невесту завали Лена Насибулина. Вы слышите, куда ведер подул. Насибулина Елена Байбековна – очень красивая татарка. Мама, когда узнала, эту новость, снова заболела. И вот тут уж никто не знал, чем её лечить. Мама даже сдала в весе. За полмесяца со ста тридцати двух килограммов упала до ста двадцати пяти.

– Если ты, сынок, хочешь моей преждевременной смерти, – угрюмо произнесла мама, – можешь жениться на этой… этой… на этом своём «суповом наборе».

– Мама, – нахмурился потомок великого учёного, – что ты такое говоришь? Лена просто стройная девушка.

– То есть? – мама подняла голову с подушки. – Ты на кого намекаешь? Не на мать ли родную?

– Ну, что ты, мамуля? – виновато отвечал Абрик и разводил руками. – Ты вне обсуждений. Ты лучшая из лучших.

– Подлый льстец, – процедила мама, – если я лучшая из лучших, то чего ж ты якшаешься с дистрофиками? Ты внимательно приглядись к этой… этой… с позволения сказать, девушке. Она ведь чем-то страшно больна. Я, что ли, не видела, стройных девушек? Нет! Это не стройность, это какая-то болезнь. Или ты думаешь, что я в этом не разбираюсь?

– Мама, я тебя умоляю, прекрати, – наигранно захныкал сын. – Ну, что ты прицепилась к её весу? Она очень умная девушка, ласковая, нежная…

– Ой-ой-ой! – перебила мама и всплеснула руками. – Я сейчас разрыдаюсь. Прошу тебя, не связывайся ты с этой вертихвосткой…

– Попрошу не оскорблять мою… э… невесту, – вскрикнул Абрам. – В конце концов, мне не двенадцать лет, и я сам разберусь, с кем мне… с кем… это… дружить.

– Абрик, миленький ты мой, – неожиданно рассмеялась мама, – Бог с тобой, дружи с кем угодно разве я возражаю. Если это просто дружба, дружи…

– Нет, – твёрдо сказал сын, – это не просто дружба. Я хочу жениться на Елене.

– У тебя семь пятниц на неделе, – усмехнулась мама, – то он дружить собрался, то жениться. Ты бы уж определился и не морочил больной матери мозги.

– Я определился. Мы решили пожениться.

– И она согласилась взять нашу фамилию? – вдруг спросила мама.

– Нашу какую? – ехидно спросил сын.

– О Боже! – мама подняла вверх руки. – Ты уже забыл нашу фамилию?

– Ничего я не забыл, – промямлил Абрик. – Но Лена не хочет быть ни Менделеевой, ни Равинович. Она знает, что Менделеев – это искусственная фамилия…

– Об этом даже наш дворник Фёдорович знает, – язвительно подтвердила мама. – А почему она не хочет брать нашу фамилию?

– Я не знаю, мама, – ответил Абрам, – мне как-то всё равно!

– Господи Боже мой, – мама то ли смахнула слезу, то ли сделала вид, что смахивает, – уж не приворожила она тебя? Ты хоть понимаешь, что говоришь? И какая же у вас будет фамилия?

– Насибулины, – гордо ответил сын, и мать потеряла сознание.

3

Иван Насибулин не стал «косить» от армии. В первый же день службы старшина роты прапорщик Махнов остановился напротив новобранца и пристально посмотрел на него.

– Насибулин!

– Я! – громко ответил солдат.

– После поверки зайди в каптёрку, поговорить нужно!

– Есть! – Выпалил солдат.

В каптёрке старшина долго смотрел на солдата, кряхтел, мял сигарету и вдруг говорит:

– Смотрю я вот на тебя и понять не могу, – выпятил губу прапорщик, – ты кто по национальности?

– Русский, – улыбнулся воин во весь рот.

– Ну, по имени, вроде, да, – согласился старшина роты. – А почему фамилия Насибулин? У меня в роте было два татарина, один Хабибулин, другой – вот что как ты, Насибулин. Так может и ты татарин?

– Не, товарищ прапорщик, русский я, точно говорю! – возразил солдат.

– А вот если внимательно присмотреться, – продолжил прапорщик, – то морда-то у тебя еврейская. Ну-ка, давай говори всю правду.

– Не знаю, – развёл руками солдат, – честное слово!

– Ладно, зайдём с другой стороны. Как девичья фамилия твоей матери?

– Насибулина, – ответил Иван.

– А отец-то у тебя есть? – удивлённо спросил прапорщик.

– Есть!

– А у него как фамилия?

– Насибулин.

– Тьфу ты чёрт, – прапорщик почесал затылок, – ничего не могу понять. Они что до свадьбы оба были Насибулины?

– Нет, отец до свадьбы был Менделеевым.

Прапорщик от неожиданности аж побелел и рефлекторно спросил:

– Химик, что ли?

– Так точно, товарищ прапорщик. Химик.

Старшина взял со стола графин с водой и осушил его до дна.

– Ты точно говоришь? Не врёшь?

– А зачем мне врать? – удивился солдат. – Он после свадьбы взял фамилию матери.

– А зачем? – прапорщик раскрыл рот.

– Вот этого я не знаю, – поджал плечами Иван, – отец сам никогда не говорил, а я не лез с расспросами.

– И он что, до сих пор жив? – лоб прапорщика покрылся испариной.

– Ну, да, – кивнул головой Иван, – забыв как нужно правильно отвечать старшему по званию.

Прапорщик принялся ходить их угла в угол каптёрки и, вдруг остановившись, погрозил пальцем солдату и сказал:

– Ладно, иди спать! Завтра проверю, если наврал, ты у меня из нарядов вылезать не будешь! Понял?

– Так точно! – ответил солдат. – Разрешите идти?

– Иди, – буркнул прапорщик и добавил: – химики, блин, вечно чего-то нахимичат, а мне тут разбирайся.

Наступление

У Евдокима Лазаревича Рукосуева-Подгузникова (наш сосед по площадке) сегодня маленький и печальный юбилей – десять дней со дня увольнения.

Утром мы встретились с ним на Патриарших, и я бодро крикнул:

– Дядя Евдя, здравствуйте.

– Здравствуй, Миша, здравствуй, – ответил Евдоким Лазаревич таким голосом, что я даже испугался.