Михаил Самарский - Рассказы

Наконец-то объявили всеобщий перерыв. На втором этаже, вылетая из туалета, мы столкнулись с Фёдором Ильичом.

– Осторожно, ребята, – улыбнулся наш бывший физик. – Всё носитесь, как угорелые?

– Извините, Фёдор Ильич! – едва ли не хором закричали мы, а я спросил: – Вы уже выздоровели? Снова нас будете учить?

– Нет-нет, ребята, я своё отучил. На пенсии я.

Мы попадали на диван, расположенный в фойе под окном и принялись фантазировать о войне. Серёга из 8-го «в» говорит: «Если бы я пошёл в разведку, то обязательно взял бы «языка»…»

– Угу! – язвительно произнёс Пашка «Пузо» (по фамилии Пузенко), «взял бы»! Ты пять раз на физ-ре подтянуться не можешь, а туда же: «языка» взял бы». Тоже мне разведчик.

– А причём тут подтянуться?! – надул губы Серёга. – В этом деле не сила нужна, а сноровка.

– Нет, Серый, ты не прав, – возразил Лёва, – без силы «языка» не взять. Это тебе не гуся на даче поймать.

Все рассмеялись, вспомнив, как Серёга рассказывал о летних каникулах – его тогда гусь крепко пощипал.

– Ну, и ладо, – обиженно махнул рукой Серёга и встал с дивана.

В этот момент мы увидели, как из туалета выходит Фёдор Ильич, а навстречу ему Ваня Бережков – новенький наш одноклассник. Не помню, откуда он переехал, но то, что он законченный разгильдяй и двоечник, мы поняли в первый же день, когда Ванька прямо на уроке стал громко разговаривать по телефону. Учительница сделала ему замечание и предупредила, что у нас на уроке нельзя пользоваться телефоном, на что тот ответил: «Это у вас. А у нас можно…» Руководству школы пришлось потратить несколько дней, чтобы убедить Ваньку и его родителей в том, что ученик не прав. И действительно, что это за урок будет, если мы все начнём по телефонам своим разговаривать. Прощайте знания! Иными словами, Ванька наш, можно сказать, какой-то придурковатый.

Видимо, не сумев разминуться с бывшим учителем, Ванька вдруг заорал:

– Ну ты, чё, батя, такой неповоротливый, шевелись, а то дам щас по печени!

Фёдор Ильич оцепенел от такого «приветствия».

– Ты что, парень? – выдохнул он. – Ты… ты… здесь учишься?

– Нет, – наигранно расхохотался Ванька, – я здесь отдыхаю! Ты чё, дедуль?

Тут мы не выдержали и, вскочив с дивана, направились к ним.

– Ваня, извинись, – потребовал Серёга. – Это наш бывший учитель физики.

– Ха, – скривился Ванька, – а я тут причём? Да хоть химии. Мне-то какая разница.

– Ребята, ребята, – поднял руки Фёдор Ильич, – не ссорьтесь, пожалуйста. – И, обращаясь к грубияну, сказал: – Иван, взрослым хамить – это самое последнее дело…

– Без вас разберусь, – перебив ветерана процедил Иван. – Тоже мне, нравоучитель нашёл…

Договорить он не успел. Серёга со всего маху влепил ему в ухо. Влепил так, что тот упал на пол и заорал:

– А-а-а-а-а! Скотина, ты ответишь за это! А-а-а-а!

Фёдор Ильич подал Ваньке руку:

– Вставай, Ваня, вставай.

– Ты ещё пожалеешь, – приподнявшись, пригрозил Ванька Серёге. – Вот увидишь, сволочь…

– Вали отсюда, пока ещё не получил, – ответил Сергей и направился по коридору к выходу. Мы тоже, попрощавшись с Фёдором Ильичом, все отправились в школьный двор.

После репетиции наша «классная» отозвала меня в сторону и спросила:

– Миров, а что там сегодня случилось с Фёдором Ильичом? Мне одна девочка сказала, что ты там присутствовал. Ни у кого не могу добиться правды. Что было?

– Да ничего страшного, Татьяна Борисовна, всё нормально. По-мужски побеседовали.

– По-мужски? – прищурилась учительница.

– Ну да, – кивнул я.

– С кем?

– Да с Ванькой.

– А почему Фёдор Ильич в учительской вдруг расплакался? – взволновано спросила «классная».

– Не знаю, – пожал я плечами и предположил: – Может, жалеет, что из школы уходит?

Во дворе громко звучал марш «Прощание славянки».

К нам подошла учительница биологии Тамара Иосифовна и заявила:

– Татьяна Борисовна, и что вы думаете? Почему Фёдор Ильич уволился? Только что позвонила моя знакомая, она в больнице работает. У него, оказывается, рак лёгких.

Сирота

Ванька Брызгалов пришёл к нам в третьем классе. Это был первый детдомовец, которого мы увидели живьём. Мне он почему-то сразу не понравился – тихоня. Вечно хмурый, чем-то недовольный. А тут ещё эта дурочка, Катька Белоногова, в него втрескалась. Бегает за ним будто хвостик: «Ваня, Ваня, Ванечка!» Действительно дурёха. Нашла себе женишка. Он же круглый сирота. У него ни матери, ни отца. Почему он и оказался в детдоме. А к нам он попал из-за того, что его усыновила одна семейка. Такая странная парочка. Я их знаю: тоже с головой не дружат. Они раньше по вечерам гуляли у нашего дома. Умора! Идут, как в старинном фильме, под ручку, что-то друг дружке нашёптывают, хихикают, остановятся и целуются. Ну, не придурки ли? Давно я их не видел. Как Ваньку усыновили, перестали прогуливаться. «Сыночка» своего, наверное, вечерами ублажают, не до прогулок.

Баба Зина из третьего подъезда сказала нам с Серёгой по секрету, что Ванька даже не сын этой парочке, а пасынок. Так называют усыновлённых сирот. Какие некрасивые слова: «сирота», «пасынок», «детдомовец»… Бр-р! Какие-то холодные и склизкие. Интересно, а почему у него нет родителей? Алкаши, наверное, были. У всех нормальных детей кто-то, но есть. Хотя бы или мама, или папа. А если нет ни мамы, ни папы, то тут уже что-то не то. У нас в классе есть и пацаны, и девчонки, у которых только мама. Нормальные челы. А Ваня… Да ладно, что-то много я о нём говорю. Лучше расскажу, какой сегодня прикол случился.

Мой приятель Антоха из 5-го «б» говорит мне:

– Костик, давай приколемся над вашим «пасынком», – теперь у Ваньки такое прозвище.

– Что ты ещё придумал? – спрашиваю я, ведь Антоха юморист ещё тот.

– Давай на стенде «Лучшие ученики» маркером на фотке Ваняхи напишем «Лучшая сирота школы». И усы какие-нибудь, как у кота, пририсуем. Прикольно?

– Можно, – согласился я.

Мы задержались после уроков и разрисовали портрет «пасынка». Получилось очень смешно.

Вечером ко мне в комнату вошла бабушка. Она была вся в слезах и ловила ртом воздух.

– Ба, ты чего? – вскочил я с кровати. – Что случилось?

– Вот, – она протянула мне трубку телефона. – СМС…

Бабушка упала на пол. Я метнулся к городскому телефону, вызвал неотложку. Мне пообещали, что скоро будут.

Я поднял с пола телефон и прочитал сообщение: «Мама, держись. Косте пока не говори. Варя и Олег погибли в Египте в автокатастрофе».

Я не сразу понял, что речь идёт о моих родителях. Врач со «скорой» сказал, что к бабушке они опоздали.

А больше у меня никого нет…

Собака

Я часто езжу на электричке, чего только не довелось увидеть. Но этот случай поразил меня настолько, что не расскажи его вам, вы бы на меня обиделись. С платформы «Серп и молот» в вагон вошёл, если, конечно, можно так выразиться, мужчина лет сорока, с трёхдневной щетиной на впалых щеках и разбитым в кровь носом. Тут же в моей памяти всплыла книга Венедикта Ерофеева (не путать с Виктором) «Москва-Петушки». Почему именно эта книга? Да потому что ерофеевский герой ехал именно по этому маршруту.