Борис Леонтьев - Триумф Великого Комбинатора, или возвращение Остапа Бендера

Брови Альберта Карловича тесно сжались.

- И вы в этом уверены?

- Нет, не совсем.

- Тогда давайте разбираться.

Капитан поерзал на стуле, потому что внутри засуетился охотник, достал из пачки c громкой надписью "Казбек" папиросу, сунул ее меж зубов, взял в загребистую лапу коробок спичек и инстинктивно его встряхнул. Убедившись по звонкому шороху, что спички на месте, он спокойно закурил. После пятой затяжки Альберт Карлович встал и, уперев в бока руки, прошелся по кабинету. Ираклий Давыдович, ощущая в себе нестерпимую тяжесть, растеряно следил за яловыми сапогами капитана: сапоги c противным шарканьем елозили по полу, окончательно сводя на нет оперативную уборку тети Паши.

- А что вы делали между трамваем и лавкой? - вдруг спросил следователь.

- Ехал.

- В трамвае?

- Нет.

- Как нет? Вы же говорили про трамвай.

- В трамвай, собственно говоря, мне попасть не удалось. Я на подножке стоял...

- Ах, вот как! А в лавке?

- А вот в лавке был.

- Что делали?

- Как всегда зашел, постоял в очереди и купил полкило "Краковской".

- Угу. Это очень важно. И что дальше?

Ираклий Давыдович насупился.

- Понимаете, в среду утром, вы помните, тогда еще снег шел...

- Да, я помню.

- ...он был. Так?

- Так. А в четверг днем вы были в горкоме. Так?

- Так, - обрадовался Ираклий Давыдович хорошей осведомленности следователя.

Альберт Карлович легко плюнул на кончик указательного пальца и, когда Суржанский открыл рот c целью говорить дальше, окурок c противным шипением погас.

- Я, как вы знаете, работаю в исполкоме, - продолжал Суржанский, обливаясь потом. - Но вот когда я пришел в горком, его уже, мне кажется, не было...

- А вы мне свидетельствовали, что в горкоме он был!

- Нет, это я сам был в горкоме...

- Вы не волнуйтесь, - ласково сказал капитан. - Потом вы ехали в трамвае, зашли в продуктовую лавку, постояли в очереди... полкило "Краковской"... Ну? Тогда был?

- Нет, не был.

- Ну знаете, товарищ Суржанский, - беспокойно произнес Ишаченко голосом одного из членов губревтрибунала. - "Был не был"... Он что, приятель ваш или кто?..

Ираклий Давыдович умоляюще посмотрел на того, кому он вверял свою судьбу.

Альберт Карлович поправил на себе гимнастерку.

- Приказываю: успокоиться, раз, все сначала и помедленнее, два, без повторов, три, изъясняться удовлетворительнее, четыре!

- А как же тогда сначала и без повторов?

- Без глупых вопросов, пять. Итак, я вас очень внимательно слушаю.

- Если говорить честно и откровенно... понимаете, в среду вечером...

- Утром.

Партиец прикусил зубами нижнюю губу и слегка понурился.

- Да, утром, вы пом...

- Да я помню: тогда шел снег.

- ...он был.

Ишаченко погладил свои красноармейские усики, почесал затылок и откинулся на высокую спинку кресла. Наступившая минута молчания показалась Ираклию Давыдовичу вечностью. Колючие глаза старшего следователя говорили: "Вам что, морду набить или так сознаетесь?" Резиновые кулаки, покоившиеся на столешнице подтверждали, что глаза не врут и не шутят. Ужасно ненавидел товарищ Суржанский жизненные ситуации, в которых ему били морду. Последний раз это случилось в гостях у Ключниковых. Отметина еще красовалась на его честном партийном лице. Добавки Ираклий Давыдович не хотел. И тогда он невероятным усилием воли запустил в душе некий механизм: пришли в движение мозговые извилины, кровь бешено понеслась по аорте - еще мгновение и...

- Я потерял партийный билет.

...В кабинете старшего следователя по особо важным делам прогремел взрыв. Бронзовый бюст Железного Феликса развернулся на своем постаменте и сурово сдвинул брови. Чекистский плакат в кабинете Ишаченко дал крен. Задребезжали мутные оконные стекла. Стояк вешалки подпрыгнул на месте, а за дверью тетя Паша выронила из рук швабру. Только несгораемый шкаф остался невозмутим, а со стороны орехового шкафа в наступившей умопомрачительной тишине слышался шелест падающей бумаги.

Если бы сейчас ответработнику исполкома товарищу Суржанскому сообщили, что Земля сошла c орбиты и врезалась в толстый шар Солнца, он сказал бы: "Ну и что? И не такое бывает! А вот я..." Было страшно. Серый в крапинку пол уходил из-под ног. Ужас заморозил сознание первого немешаевского беспартбилетника и вырвал из его партийной души... истерический смех. Смех был сильный, хриплый.

- Ах, ты еще и ржать, контра?! - дошло до помутненного сознания Ираклия Давыдовича.

Смех прекратился так же вдруг, как и начался. Вырвавшийся было ужас возвратился, как джин, вовнутрь.

- Я же сам пришел, сам, понимаете? - проговорил Ираклий Давыдович, дрожа всем телом. - Какая же я контра? Понимаете, в среду утром...

Тут из кармана следователя свободной птахой выпорхнула фига.

- Это я уже слышал! - вспыхнул капитан. - А ну молчать! А может ты не просто контра, - предположил он, - а притаившийся враг народа? Или того хуже - наймит Антанты? А? Вот где надо разобраться... И хорошенько надо разобраться.

- Вы же помните, - захлебываясь в страхе, прошептал Ираклий Давыдович, - тогда еще снег шел. Ведь так? Так.

- А ну - молчать! - крикнул чекист так, что в жилах у наймита Антанты застыла кровь. - Хватит мне тут!..

Из возникшей возле орехового шкафа бумажной кучи он взял листок c надписью: "Протокол допроса".

- Ну, сволота контрреволюционная, начнем. Фамилия?

Альберт Карлович вновь закурил, а Ираклия Давыдовича передернуло. Он попробовал приоткрыть дрожащий рот, но губы были, словно приклеенные и вместо того, чтобы дать волю рашпильному языку, держали его в неволе. Уши заложило и они начали еле заметно вращаться.

- Фамилия, - громко повторил грозный следователь.

- Суржанский я... - губы неожиданно расклеились и так же быстро сомкнулись.

- Созна-аешься! - c уверенностью прошипел следователь. - Не такие кололись. Имя, отчество.

- Ираклий Давыдович, - выдавили побледневшие губы.

Партийная совесть поджала хвост и предательски безмолствовала.

- Социальное положение?

Пошла стандартная процедура допроса, общая для всех округов страны c территориально-милицейскими формированиями. Гражданин Суржанский быстро освоился и отвечал на вопросы следователя более уверенно. Простые человеческие чувства вновь соединились c партответственной душой, насквозь пропитанной последними решениями немешаевского партактива.

Дойдя до "Есть ли родственники за границей?", следователь отложил в сторону ручку. "А к чему все эти формальности? подумал он. - Все равно этот тип - участник меньшевистского заговора. Очень кстати..."

- Слушай сюда, контра, - сказал он. - Если ты мне сейчас не скажешь, кому, когда, где, при каких обстоятельствах и за сколько продал самое святое, что тебе доверила партия, я из-под твоей вражьей шкуры все повытаскиваю и твоим дружкам, антантским собакам, скормлю. Ты понял, ишак подорванный?