Борис Леонтьев - Триумф Великого Комбинатора, или возвращение Остапа Бендера

- А я согласен: снесут, - вмешался добрый толстяк c коммивояжерскими баварскими усиками. - И только эта дурацкая, как ее там... Александровская церковь останется.

- И ее, товарищи, снесут, точно вам говорю, кому она нужна? - довольно грубо простонала красная морда.

- А форма и абрис глав, - не унимался интеллигент. Это куда? А компактность объема? Это как? Храм контрастен c Кремлем! Это что? Только он доминирует над городом и вместе c Иваном Великим создает главный силуэт столицы республики. Не снесут! Партия не допустит!

- И что это вы, гражданин, вечно выражовываетесь в нашем общесте? Напились - ведите себя прилично, - c военной отчетливостью произнес лупоглазенький гражданин, усики которого выдавали в нем красноармейца.

- Я не выражаюсь, а доказываю вам, малограмотным: будет стоять Спаситель. Будет! Что я могу сделать, если у вас сердца мохом обросли!

- Молчал бы ты в тряпочку, вшивый, а то как дам больно! - пригрозил лупоглазенький. - Товарищи, а может это контра? А?

"Сам ты контра", - подумал интеллигент, напиваясь своим пивом.

- Алкаш-выпивоха, а под интеллигента подстраивается, сказал в унисон гавканью подзаборной собаки узколобый тюфяк. Недоносок, заткни фонтан!

Эти слова, влетевшие в голову, будто их туда вкрутили отверткой, непременуемо отразились на лице интеллигента: лицо посерело. Интеллигент забеспокоился: начал вертеть во рту палец, грызть ногти.

- Его надо под холодный душ, - залихватски сплюнула красная морда, - чтобы из него дурман вышел и побольше нашатыря, чтоб он в себя пришел.

- Из-за таких вот интеллигешек и говорят, что блестящее будущее Немешаевска осталось позади! - проталдычил идиот без лица, то есть лицо-то у него имелось, но запомнить его было невозможно, даже прожив c этим идиотом год в одной комнате.

- А я слышал, что уже приказано снести, - зевнул и одновременно окнул заскучавший брюнет c ненатуральным лицом. Прессу читать надо. Чего тут спорить?

- Памятник царю перед храмом снесли, и Спасителя снесут, - самодовольно сообщила красная морда. - Вопрос, товарищи, решенный.

Интеллигент в пенсе молчал.

- А что же на его месте? - c неожиданной суровостью протянули красные глаза. - Что?

- А я вам говорю, что уже и артель "Монолит" создана и проект готов. "Памятник освобожденному труду" называется, отрывисто ответствовала красная морда. - Этот, как его...

- Дворец Советов, - послышалось c соседнего столика.

- Да, правильно, - согласилась красная морда. - Дворец Советов строить будут.

- А помните в том году антипасхальные и антирождественские митинги? А выступления членов Союза Воинствующих Безбожников? Как вы думаете, для чего все это? ничуть не смутившись, хихикнул только что подошедший белобрысый гражданин. - Для чего?

- Точно! - со смехом воскликнула красная морда, протягивая белобрысому лопатообразную ладонь. - Здорово, Силыч!

- Для сноса, - вставил добрый толстяк c баварскими усиками. - Не стоит и сомневаться.

- Значит снесут, - кукарекнул красноармеец. - Да и черт c ним.

- А я думаю, что вся эта антирелигиозная истерия лишь для того затеяна этими эсвэбэвцами, чтобы мы c вами здеся вместо пива сельтерскую c вишневым сиропом глушили, - неожиданно для всех прокомментировал мужчина лет сорока c брюхом хлебного агента. - Вот тогда и посмеемся.

- Это почему? - удивились коммивояжерские усики.

- Откуда я знаю? Думаю так, - пожал плечами хлебный агент.

- А вы как думаете? - прохрюкала красная морда, обращаясь к интеллигенту, собравшемуся уходить.

- Спросите у Антипина, - огрызнулся спрошенный, сверкнув пенсне.

- А что тут говорить? По газетам известно, что идет реконструкция Москвы, - великодушно ответил за очкарика гражданин средних лет c фараонской бородкой, по всей видимости, работавший гардеробщиком в "Немправде". - Сами знаете... Что было сделано из Тверской? Улица Горького. А из Предтеченского переулка? Большевистский. Значит, и из Спасителя Дворец Советов сотворят.

- А где, я вас спрашиваю, Сухарева башня и Красные ворота? - возмутился собутыльник фараонской бородки гражданин в очках c фининспекторским личиком. - Где? В сортире. Там же и церковь Успения и собор Казанский. Снесли, а строить ни черта не хотят. Так же и Спасителя снесут, а на его месте - шиш! А вы все на свой салтык талдычите: снесут, снесут. Снесут - да! А построят - шиш c перцем!

- И я говорю, что дворец не построят, - не унимались вытаращенные глаза.

- Шиш там построят, - закрывая лицо руками, пробубнил фининспектор. - Это на три аршина в землю видно.

- Не шиш, а дворец, - послышалось откуда-то сбоку. Монумент.

"Какая осведомленность о столице. Для такого захолустья это не просто гениально, а конгениально!" - подумал молодой человек в балахоне, а вслух подзудил:

- Памятник вождю пролетариата на месте Храма поставят!

Эта фраза усилила страсти. Но молодой человек вместо того, чтобы окунуться в бурлящий спор, отошел от захмелевших эрудитов подальше. Он оказался в обществе человека c побитым лицом. Через минуту из его горла вырвалось невольное удивление:

- Вы что, на похоронах были? На вас смотреть тошно!

- Я потерял, гражданин, партийный билет, - проговорила побитая физиономия.

- Тоже мне! Нашли, над чем слезы лить.

Тут молодой человек действительно услышал жалкие всхлипывания.

- Да... положение. Вас угораздило лишиться того, что красит советского человека, - проникновенно произнес он. - Я вас понимаю. - Молодой человек, как бы открывая свою душу, распахнул балахон, и добавил: - Я сегодня добрый и тоже по-своему несчастный. Конечно, я не мистер Шерлок Холмс, но кое-что по части мелких хищений смыслю. Применительно, конечно, к Советской России.

Партиец поднял подбородок и сверкнул глазами.

- Вы сотрудник ОГПУ?

- Я что, по-вашему, похож на чекиста? - вопросом на вопрос ответил приезжий.

- Нет, но я... - замялся побитый, а про себя подумал: "Значит, жулик".

- Я не чекист, товарищ потерпевший.

- Вы, правда, можете мне помочь?

- Слово "помочь" отсутствует в многотомном словаре Остапа Бендера. Вы можете называть меня Остапом Ибрагимовичем. Но я, пожалуй, внесу его в свой словарь: глядя на вас, можно умереть от сострадания.

- Я был бы вам очень признателен. Ираклий Давыдович Суржанский, - представил себя потерпевший гражданин.

- Суржанский? Да вас можно сажать только за вашу фамилию! Об имени и отчестве я вообще молчу... Но это не столь важно. Где вы последний раз его видели?

- Кого?

- Партбилет, конечно. Ираклий Давыдович, соберите ваши партийные мысли в кулак и держите их там до тех пор, пока я не прикажу вам разжать его.

- Да-да! Я все понял, товарищ Бендер. Последний раз партбилет находился у меня в бумажнике.

Печально вздохнув, партиец Суржанский засунул руку в карман своего демисезонного пальто, немного порылся в нем, вынул черный кожаный бумажничек и дрожащей рукой протянул его Остапу.