Борис Леонтьев - Триумф Великого Комбинатора, или возвращение Остапа Бендера

Он стал писателем и главным редактором издательства "МиК". Помогла этому Великая Октябрьская литературная революция. Та самая. Отметшая пресловутый соцреализм, а равно и цензуру, попортившую столько крови так называемым советским писателям. Упразднившая идиотичекую партийность литературы, но оставившая ей народность и углубившая последнюю. Литературная стезя, которую выбрал "мифист", надо сказать, подстерегала его давно: свои первые стихи Леонтьев накропал в 6 лет, в 25 - опубликовался со стихами в самой "Юности". Стихи писатель пишет поднесь (три стихотворения попало в этот переплет). Прозой, в том числе, юмористической, вплоть до своего редакторства он не баловался, рассказики в газетках и журнальчиках, как мой брат-грешник, не печатал, начав сразу c "крупной формы" (в соавторстве c Ассом и Бегемотовым) - романов о Штирлице. Кстати, я забыл упомянуть это литературное явление в вышеприведенном перечне пролонгаций "вечных книг", к каковым, несомненно, относится творение Юлиана Семенова "Семнадцать мгновений весны".

Быть первым, предтечей, закоперщиком основоположником, основателем, пионером - всегда здорово. И трепетно! Первый космонавт Гагарин, первый кругосветный одиночный мореплаватель (Слокам), первый - на Южном полюсе (Амундсен), первый мэр-морж (Попов), первый избиратель президента на участке, первый ребенок в семье (и тех, и других - много). Борис Леонтьев первый продолжатель романов Ильфа и Петрова, первый их эпигон! Слово "эпигон" здесь мною употреблено в положительном смысле, даваемом точным переводом c греческого - "рожденный после" (и накак по-другому), то есть в смысле "продолжатель", а не в том негативном значении "механического, нетворческого подражания", которое почему-то это слово у нас приобрело. (Ох, уж эти инверсии! Ведь, например, французское "амбре", означающее, вообще-то "приятный запах", "зловоние". Так же и c "эпигоном"). Итак, Леонтьев - первый эпигон Ильфа и Петрова. Этим все сказано! Здорово! Трепетно! И... страшно ответственно!

Но - хватит об авторе. Это все же - не биографограмма для Большой и Малой российской энциклопедии. Надо сказать и о романе. О том, что я, например, ощутил, (первым!) прочтя его. Буду предельно краток. И неангажированно прям.

Итак, "Триумф великого комбинатора". Роман о пост-ильфопетровской жизни Остапа-Сулеймана-Берты-Марии Ибрагимовича Бендера-бея, PСФСP, 30-е годы XX века. Повествование у Леонтьева начинается c того, чем оно заканчивается у классиков - c возвращения самого умного блудного сына лейтенанта Шмидта из ультракраткосрочной эмиграции на Запад и заканчивается отплытием героя из вожделенной им от начал до концов всех теперь уже трех книг о нем, но затем разонравившейся ему Бразилии в США, где Бендер, надо полагать, c великой пользой для себя и капиталистической системы в целом, сможет сполна реализовать свои способности. Между этими граничными важными событиями разворачиваются другие, весьма и не шибко важные, историчные и не больно-то, очень правдоподобные и совершенно фантастические события. Но c ильфопетровским динамизмом и c развитой напряженностью.

Не сказал бы, что Б.Леонтьев пишет, как того требовала от себя и других Марина Цветаева, "образцово и сжато", но что задорно, c выдумкой, подчас смешно - это уж точно. А это для, по существу, юного прозаика - немало. По роману вполне можно изучать, как по хорошему путеводителю, города Газганд, Бришкент, Москву и сам Немешаевск. Этот роман очень легко будет инсценировать и экранизировать (только вот кто возьмется?). Тоже - немало.

Теперь - относительно правдоподобия, историзма повествования. Если строго требовать от беллетриста, пишущего развлекательный роман, пресловутый историзм было бы неверно, то c правдоподобием дело обстоит иначе: оно должно, как сейчас говорят, присутствовать в романе, коль последний реалистический (слава Богу, без приставки "соц"). Пример. Глава XX. Первомайский праздник в Москве, Красная площадь, Сталин на "Ленине", толпа граждан. Уже сажают за "политику". А такой осторожный в выражении своих политических пристрастий Бендер и трусливый подпольный миллионер Корейко в открытую "гутарят" о неприятии ими советских порядков. Пусть вполголоса, даже шепотом. Но - в толпе! В которой шныряют осведомители и ГПУшники. Не спорю, отношение Остапа к коммунистической власти - адекватно ее кретинизму, таким он был еще у классиков, которые по понятным причинам никак не могли "выдать" его цензорам. Ныне, после литературной революции, чьим зеркалом, как уже убедились читатели, является наш уважаемый автор, писать можно обо всем, в том числе, и об оппозиционистком настрое героев. Но - правдоподобно!

Одно из достижений автора - создание запоминающихся сатирико-комических персонажей. Длинной чередой проходят они в романе - кто смешон, кто противен, кто страшен, кто просто глуп - чета Ключниковых и Суржанский, Ишаченко и Свистопляскин, Мешочников и Букашкина, Канареечкин и Длинноногов, Необходимцев и Оконников, Иванов и Сидоров, Ляшко и Ким Родионов. Б.Леонтьев в нарочито гротесковой форме описывает эпизоды c участием ГПУшников, партийцев, бездарных руководителей, бездарных творческих работников. Вот Фома Несдержанный - знаменитый поэт - c ним нам "доводится" встречаться в романе трижды: в Немешаевске, в поезде "Бришкент-Москва" и, наконец, на трибуне Межконпроба. Приваливает читателю и "счастье" познакомиться c "несдержанниадами", - в частности, c "гениальной", как издевательски определяет Бендер, "Поэмой о партии". Нелепость этой поэмы доведена до комедийного абсурда! "Вижу! Вижу! Слышу съезд!/ Он родней, живее всех!/ Не прожить нам съездов без!" Или: "У далекой у Центавры проживают вроде мавров,/ А вблизи Кассиопеи обретаются плебеи./ И так далее: "Комсомольская бригада сеет в поле кукурузу./ "Есть ли старший?" - я спросил./ "Есть", - ответил мне один./ "За какие за награды вы здесь пашете бригадой?"... и т.д. Какая кукуруза? Какие награды? Что это за бригада? Но смешно! Или вот председатель Немешаевского исполкома Канареечкин - этакий еще один "Авессалом Владимирович Изнуренков": "А цветочек-то я забыл полить!", "А ну-ка пой, пернатая!", "Весьма вероятно, что дождик этот - надолго..." Смешно? По-настоящему смешон и одновременно страшен чекист Ишаченко, хулиганствующий, упивающийся властью над беззащитными гражданами, готовый в любой момент к физической расправе над ними, ярый "проводник" партийной линии. Но некоторые остроты автора я, например, просто не воспринимаю: большой перебор. Цитирую: "...девушкой, которой было всего-навсего 18 лет и 32 зимы" (?). Не могут радовать и многие неологизмы из лексической кладовой Леонтьева, сравнения, обороты; выражения: "ультрабородый", "антигубораскатин", "свободен, как сопля в полете", "...жителям оставалось только сморкаться в занавеску (сногсшибательно! Г.Л.) и гонять чаи...".

Читать дальше