Борис Леонтьев - Триумф Великого Комбинатора, или возвращение Остапа Бендера

- Считаю, что так, товарищ полковник.

- Ладно, изыди! Подождем второго... Ситуация, таким образом, меняется. Нужна баба! Ты все понял, капитан?

- Так точно, понял! - внятно сказал Ишаченко.

- Через бабу выходим на него. - Полковник c радостью похлопал Ишаченко по спине. - Ничего, капитан, найдем! Там где замешана баба - все просто. Из практики знаю!.. Вот что, на Арбате ведь - "Прага". Слетай-ка ты туда. Допросишь всех. Понял? Может, он там сейчас c этой белобрысой шницеля хавает. Все понял? Давай!

Одна нога капитана Ишаченко еще была в "Метрополе", а другая уже входила в вестибюль ресторана "Прага".

- Он здесь был? - со злобой в голосе спросил капитан, показывая смуглолицему швейцару фотографию Бендера.

Швейцар взял фотокарточку, долго вертел ее в руках, затем приблизил к глазам, сощурился.

- Кхе-кхе-кхе!.. Бес его знает.

- За беса ответишь. Позже.

- Похоже, что был, раз вы, товарищ, спрашиваете, чувствуя холод под ложечкой, глухо чавкнул швейцар. - Трудно вспомнить, сами понимаете, народу через меня тьма проходит. Спросите, товарищ, у метрдотеля.

- Никуда не уходить.

- Слушаюсь.

- Я тобой, пес смердячий, позже займусь! - пообещал Ишаченко и шмыгнул в зал.

Появился почтеннейшей наружности метрдотель и таинственно обменялся взглядом со швейцаром. Капитан заметил.

- Вы мне тут зенками не разгуливайте!

И Альберт Карлович свинтил обоим таких два кукиша c большими грязными ногтями, что швейцара хватила кондрашка, а метрдотель от страха дрогнул всем телом и попятился назад.

- Куда? Нет, не уйдешь.

- Чего товарищ капитан прикажет? - заискивающе спросил метрдотель.

Капитан показал фотографию.

- Он здесь был?

- Кхм... по-моему, да.

- Один?

- По-моему, один.

- По-твоему, или один?

- Точно, намедни был-c. Трое. Весьма интеллигентные товарищи.

- Ты что? - Хочешь срок схлопотать?

- Не желаете ли отобедать?

- Ладно, накрывай. И чтоб быстро там у меня.

Метрдотель премило улыбнулся, захлопал крыльями, приложил крахмальную скатерть и тотчас же побежал в официантскую.

В мгновеньи ока, нет, еще быстрее, на столик Ишаченко были поданы яйца-кокотт c шампиньоновым пюре в чашечках, дрозды c трюфелями, стерлядь в золоченой кастрюльке, супник c зелеными щами и пузатый графин водки.

После того, как капитан выпил пять стопок и съел две тарелки щей к его столику подошел высокий официант c томным выражением лица и наколкой в виде знака доллара на руке.

- Товарищ следователь, - таинственно шушукнул он, - я, конечно, дико извиняюсь, но тот, кого вы ищите, уже ушел.

- Как ушел?

- C дамой.

- Когда ушел?

- Полчаса...

- Ах вы вражины! В жмурки со мной играть?!

- Куда ушел?

- В дверь.

В сердце капитана начала вариться каша ненависти.

- Ну, я еще вами займусь! - сказал чекист до чрезвычайности раскипятившимся голосом. - Я вам еще так втемяшу, что смерти желать будете! Вы у меня еще взбледнете! В муку сотру!

Дело шло к полудню.

Как уже сообщалось, гражданке Долампочкиной в это утро было все до лампочки. Но ровно в двенадцать через торцовое окно на ее помятую физиономию упали солнечные лучи. Настасья Феоктистовна проснулась, сделала стриптиз в обратную сторону, сытно позавтракала, надела на свою темно-русую голову старорежимную палевую шляпку и, сладко зевнув, вышла на балкон. Шляпка на мадам была легкая, точно пирожное, и ее чуть не сдуло ветром. Мадам поспешила ее придержать и машинально взглянула вниз. В палисаднике c сиренью, набухшей, как разваренный рис, на широкой, окрашенной охрой скамье сидели двое: блондинка в розовом платье, которое мило рисовалось на ее стройной фигуре, и молодой человек c внешностью белогвардейского офицера.

- ...судьба никогда не благоприятствует c полной искренностью, Элен. Положение хуже губернаторского. Повторяю: тебе оставаться в Москве слишком опасно.

- Опасно?

- Интуиция мне подсказывает: тебя ищут. Нас видели в "Метрополе"... И дернул меня черт тебя затащить...

- Я могу уехать к тетке в Мытищи.

- Ты уже решила?

- Что?

- Ты едешь со мной?

- Мы что, уже сейчас отправляемся в Париж?

- Не сейчас. Мне нужен еще месяц.

- Остап, ты уверен, что меня ищут?

- Можешь позвонить в банк, если сомневаешься.

- Вот адрес. - Элен протянула Остапу листок из записной книжки. - Я ждать тебя буду.

Остап спрятал листок в карман.

- Найму таксомотор.

Он выбежал на перекресток и через десять минут вернулся на черной легковушке c шашечками на боку.

- Останови машину за несколько километров от дома. Я договорился.

- Ты меня не бросишь?

- Что ты, глупенькая!

Элен поцеловала свой тонкий указательный палец и приложила его к щеке Остапа.

- Где же тебя искать?

- Если знаешь место в мире, куда не залетают гордые орлы-стервятники, то я буду именно там. Шучу...

- Ты будешь всегда жить в самых светлых уголках моей памяти!

Остап привлек Элен к себе и приложил губы к ее щеке упоительно, страстно, ласково. Щечки девушки, осененные цветом молодой душистой сирени, запылали нежным румянцем. Остап провел рукой по ее мягким белокурым волосам... и тут их губы сблизились и слились в беззвучный прощальный поцелуй. Таксомотор c хрустальными фонарями принял девушку в свое коленкоровое лоно, взвыл, прыгнул вперед, его заволокло пылью, он медленно поплыл к перекрестку. Остап бросил на машину прощальный взгляд. В ту же секунду тихий ветер сменился порывистым, он начал свистеть, шипеть, носиться по палисаднику, перебирать пыль. Сердце великого комбинатора екнуло, в нем что-то шевельнулось еще прежде, чем авто скрылся за поворотом на Маросейку. Остап сел на скамью и только через минуту понял, что рядом c ним сидит молодцеватый мужчина, из числа тех, которых обычно называют идиотами.

- Гражданин Бендер? - голос идиота заплетался, изо рта несло зелеными щами.

- Допустим, что Бендер.

Молодцеватый гражданин достал из нагрудного кармана красненькое удостоверение и предъявил его Остапу.

- Немешаевское политуправление, капитан Ишаченко. Ну что, добегался? Ах, как ты страдательно спел песню прощания этой белобрысой крале! - Ишаченко ехидно засмеялся. - Как ты c ней валандался! А номер-то вот он! Вот мы ее c тетей в сраных Мытищах и повяжем. То же мне, комбинатор! У абажура я и моя дура... Да, не сложилось у тебя в жизни, не сложилось.

Остап слушал капитана со значительной миной, затем вздернул голову, надвинул кепку на лоб, на минуту поднял глаза и, c угрозой в голосе, просипел:

- А-а! Новая полиция-милиция! Ну иди сюда, родной! Придурок из столицы пролетариев умственного труда.

И не успел капитан сказать: "Смотрите, как эта босота в корень охренела!", как получил мощный удар поддых и порцию многозначительных слов:

- Дыши глубже, капитан, ты взволнован! Твоя речь еще будет впереди!