Ден Истен - Капитолина-2: Будем жить!

– А вот связи нет! – грустно добавил Тихон Авдеевич.

– Почему? – удивился пилот.

– В Ипатьево, это в десяти километрах отсюда, авария была…

Он подозвал худого веснушчатого парня.

– Митька, расскажи!

Митька поковырял в ухе.

– Я сам не видел, мне мужики рассказывали… В общем, свадьба там была: Толик-библиотекарь на Клавке-трактористке женился. Ну, Клавка – баба шебутная, к манерам высоким не приучена, а выпимши – так вообще дура! Посадила мужа в трактор, гостей – в прицеп, сама – за руль. Решила прокатить с ветерком. Темно было уже, дорога узкая, а навстречу наш участковый возвращался на своем УАЗике… Короче, чуть было не было. Клавка руль вывернула в последний момент и столб с проводами снесла подчистую: теперь мы без связи, а Ипатьево – еще и без света.

– Живы хоть?

– Да все живы! А Толик развестись решил!

– Веселое название у села. Анекдотичное, – задумчиво пробормотал пилот. – А другие населенные пункты с телефоном имеются?

Селяне переглянулись.

– Если только Дивногорск… Но это далеко.

– А отвезти кто-нибудь может? – спросил пилот, уже ни на что не надеясь.

– Отвезли бы, да только все шоферы кривые, – Авдеевич показал на хмельных парней. – Митька, Гришка, Пашка. Нам участковый после этого случая так и сказал: увидит пьяного за рулем – посадит. Лютует.

– А сам участковый где?! – пилот терял терпение.

– Так это, в Ипатьево вернулся! С Клавдией разбираться!

– А ключи можно от транспорта? Сам поеду!

– А не заблудитесь? Тут у нас места глухие. Неужто сигнала никакого не подал? Неужто искать не будут?

– Квадрат только, – пилот снял фуражку и устало сел. – Наверняка подняли малую авиацию, но искать будут прежде всего самолет, а его уже нет. А о том, что садимся на воду, передать не успел – связи не было.

Он обреченно развел руками.

– Найдут, командир! – уверенно сказал штурман.

Митька Сухозад снова почесал в ухе и предложил.

– Могу отвезти, в принципе. До ночи обернемся. Мне, в принципе, раз плюнуть.

Смолк от затрещины.

– Помолчи, принципиальный ты наш! – рассердился Тихон Авдеевич. – От тебя разит за километр! А если угробишь человека, себя убьешь и технику покалечишь, что тогда?! Тихон Авдеевич Челобитько – крайний?!

Митька насупился.

– А чего вы руки распускаете?! Могу и не везти, в принципе!

– Будем ждать! – командир встал и посмотрел на членов экипажа и пассажиров. – Главное, все живы!

– И то верно! – подбодрила Мария Ильинична. – А у нас свадьба! Доченька моя замуж вышла!

– И у вас? – грустно улыбнулся пилот. – Поздравляю!

Тихон Авдеевич зычно свистнул, привлекая внимание односельчан.

– Так, бабы! Тащите из домов сухую одежду, на детишек тоже что-нибудь найдите! Посуду не забудьте: тарелки, ложки, вилки! Тару под самогон захватите! Живенько-живенько!

Повернулся к мужикам.

– У меня во дворе доски лежат! Тащите сюда, столы и лавки сколачивать будем! Полсотни голов – это вам не кот чихнул! Инструмент не забудьте!

При других обстоятельствах селяне бы, конечно, возмутились его командному тону, но сейчас подчинились беспрекословно.

– У меня тут свой экипаж! – подмигнул Авдеевич и протянул руку пилоту. – Добро пожаловать в наши края!

Лариса, стоявшая рядом с Капой, вдруг подпрыгнула и показал в сторону реки.

– Мама, кукла!

Капа посмотрела на то место, где двадцать минут назад затонул самолет. По водной глади плыл целлофановый пакет. Куклу уносило течением.

– Я ее Ануш везла, – с сожалением сказала девочка и тут же вскрикнула от удивления. К кукле наперерез, переливаясь пятнистым мехом, плыла рысь. Плыла уверенно, быстро перебирая лапами под водой. Схватила игрушку зубами и развернулась. Также уверенно, разве только чуть медленнее, поплыла обратно.

– Таир! – расплылась в улыбке Капа. – Сколько ему уже?

– Старый, – вздохнул Костя.

Таир выскочил на берег, положил куклу и тщательно встряхнулся. Покончив с сушкой, подцепил зубами целлофан и подбежал к Ларисе. Девочка отпрянула, неуверенно посмотрела на мать. Саша на всякий случай шагнул вперед.

– Это Таир, не бойтесь, – успокоила Капа. – Старый знакомый.

Таир галантно положил куклу на песок и гордо удалился, всем своим видом показывая: и не благодари!

– Страсти-то какие! Рысь! – испуганно загудели пассажиры, сбившись в кучу. – Нигде покоя нет: не разобьемся, так съедят!

– Таир – свой, сибиряк! – прикрикнул Тихон Авдеевич и зыркнул в сторону зятя. – Не то что некоторые!

Костя вздохнул и покачал головой.

***

Итак, стол есть, закуски есть, гости, свалившиеся с неба, тоже имелись – почему бы не выпить? Тем более, поводов предостаточно.

Развели костер до неба, пионерский. Мужики быстро и умеючи сколотили столы. Пассажиров завели за деревья, вытряхнули из мокрой одежды, нарядили в сухую и неказистую. Все то, что недоела моль в шкафах и сундуках, вдруг пригодилось, обрело вторую жизнь, стряхнуло пыль времен. Баба Маня Астахова, местная долгожительница, тоже решила сходить домой за революционной шинелью мужа, но по дороге забыла, за чем шла, и вернулась с фотоальбомом.

– Не «Montana», конечно, но мне нравится! – Владимир, в ситцевой рубахе и шелковых шароварах, гордо вышагивал яловыми сапогами под смех остальных, которые выглядели не лучше и не хуже: в блузах и сарафанах, в длинных льняных рубахах и широких штанах. Хотя, кое-кому досталось и вполне современное – например, Виталий получил добротный пиджак, в карман которого он незамедлительно положил фляжку, уже наполненную деревенским самогоном.

– Гости дорогие, прошу! Выпьем-закусим! – Мария Ильинична похлопала пухлыми ладонями.

Все расселись, Костя с женой заняли почетные места во главе стола. Скромница и тихоня Маруся смутилась под взглядами гостей, которых теперь было около ста человек. Мария Ильинична встала.

– Хочу поднять рюмочку за здоровье наших молодых: Марусеньку, дочку мою, и мужа ее, Костика!

– Костика! – фыркнул Тихон Авдеевич. – Нежности какие!

– Перестань! – одернула жена. – Если уж себя не жалеешь, меня ни во что не ставишь, так хоть дочь родную не позорь!

Тихон Авдеевич насупился, но промолчал.

– Ну, как говорится, совет вам да любовь! Горько!

– Горько! Горько! Горько! – подхватили гости, подняв стаканы и рюмки.

Молодые встали и, смущаясь, поцеловались под всеобщий восторг. Сдержанно, чопорно. Недовольных было всего двое: Тихон Авдеевич и Таир, но будучи в абсолютном меньшинстве, помалкивали. Тесть, сопя и хмурясь, ковырял вилкой в тарелке, Таир лежал на ветке и грустно порыкивал.

Растянулась гармонь, играя «Шумел камыш, деревья гнулись». Гармонист Иван, закрыв глаза и шевеля густыми бровями, тянул меха трехрядки, а гости, подперев щеки кулаками, от души пели. Особенно выделялись «Подберезовики», старательно попадая в ноты, соблюдая тональность и вообще блистая всеми этими вокальными вибрациями, присущими профессиональному хоровому пению. Тихон Авдеевич и Таир не пели: один – из вредности, другой – слов не знал.