Олег Синельник - Мандрапапупа, или Тропами падших комет. Криптоапокриф северо-украинской традиции Непонятного

Помнишь, в «Гусарской балладе» была песенка и там слова: «Однажды смерть-старуха пришла за ним с клюкой – её ударил в ухо он рыцарской рукой». Или, допустим, были у вас, на Сиверской сторонке, так называемые священные пьяницы. Если с последним из них ты пока не знаком, то будь уверен: скоро познакомишься. Эти ребятки умели упаивать Косую до состояния «Смерть сама боится смерти», что тоже отражено в соответствующей песенке. Так-то вот…

Суть в том, что когда Смерть выцеливает жертву, та впадает в особое состояние, типа трансового. Крокодил и очарованный дурак, изображённые в нулевой карте Таро – про это. Штука в том, чтобы выйти из одного состояния в другое, из жертвы в героя. Но факта перехода недостаточно. Для Смерти всё едино, что великий герой, что унылый поц. Нужно сделать так, чтобы Смерть отстала. А отстанет она тогда, когда перестанет видеть свою цель. Самый быстрый способ – изо всех сил засандалить ей в глаз. Он у неё один, не промажешь. Коронный удар – поступок. Неожиданный, странный, абсурдный. Поступок с большой буквы Пи, бенефициар которой заслуживает отдельного разговора и вот почему…

Одна из главных примет нашего времени – бессмысленный и бесконечный, а потому совершенно ясно, что божественный… пиздёж. Для удобства назовём его заказчика кратко, но многозначительно – бог Пи. Трындел сегодня без цели и смысла? Гордись – ты в струе божества!

Бог Пи требует поклонения и полной самоотдачи. Скармливая миллиардоротому Пи остатки свободы, ты же не спрашиваешь, а что взамен? Ну на тебе иллюзию, что ты и твоё мнение представляют интерес для кого-то другого. Абсолютно неважно, о чём молоть языком, ведь итог всегда один: с чувством выполненного долга – в нору, к телевизору, чей убаюкивающий трындёж ни к чему не обязывает. Он просто идёт на корм божеству.

Стараниями вечно голодного Пи скоро любое мыслящее существо, нервные импульсы которого можно будет перевести в сигнал, подключится к глобальному и круглосуточному пиар-марафону во славу Пи. А пройдёт ещё немного времени и путём божественной сепарации в мире воцарятся две идеальные системы – чёрная и белая. В одной всё будет черным-черно на чёрном фоне, а в другой – белым-бело на белом.

Однажды, по воле Пи, все интеллекты, живущие в этих системах, выйдут за пределы чёрно-белых границ, соединятся и станут единым КИ – коллективным интеллектом. Услужливый Пи укажет ему путь в заповедное царство чистой мысли. Там КИ сможет многоголосым хором воспевать себе вечное «Ку», а бывшие разносчики интеллекта, называвшиеся когда-то людьми, окончательно канут в пустоту небытия. Предрешена и участь последнего божества. Как мыльный пузырь, с грохотом, от которого пошатнутся звёзды, Пи лопнет от пережора, явив миру Великий Пиздец во всём его безграничном безобразии.

– Так подымем же наши чары, друзья, – торжественно провозгласил Кочерга, беря свою кружку с чаем, – и не чокаясь выпьем за то, чтобы этого не случилось!

– А как насчёт поступка, Володя? – спросил Стожар. – Того, что с большой буквы Пи.

– А, поступок! Это очень просто.

Кочерга поднялся и вышел в ночь, оставив дверь открытой. Мы со Стожаром прождали его около часа, но он так и не вернулся. Как позже выяснилось, уход был весьма радикален: Кочерга ушёл налегке, бросив своё жилище, нехитрый скарб, работу. Ни у кого из общих знакомых не появлялся, никому не звонил. С каждым днём слухи и версии множились, но никто не мог дать внятного ответа на вопрос: куда делся Володя?

В канун нового 1996 года он внезапно возник на пороге Стожаровой мастерской с бутылкой «Урочистой» в одной руке и пакетом закуси в другой. С лукавой улыбкой поглядев на нас, он спросил:

– Ну что, братцы-кролики, рассказать вам, чем плачет всевидящее око Смерти, когда его бьют Кочергой?

– Оттепель, мои верные пикаро! Хватит познавать мир по Лао-цзы, сутками залипая в четырёх стенах, как пауки, и по-ницшебродски не выходя из комнат. Выходим в ночь! «Клуб любителей маракуйи снова в деле» – так, кажется, называлась картинка, когда-то сделанная Лёвой по горячим следам подобного выхода из зимней летаргии. Настало время клубиться под звёздным небом, крепя рассохшиеся узы братства винными парами и дымом табака!

Из сумрака тесных берлог мы – ответственные за весну – вырываемся на просторы улиц, в атмосферы весёлых симпозиумов, наполняя собою мир и тем самым его познавая. Замёрзшая жизнь, дотоле слабо пульсировавшая в нас, оттаивает и начинает активно изливаться вовне. Извне – наружу, оживляя всё, чего коснутся щупальца мыслей. Отныне не мир алкантропиков одухотворяет нас, как ошибочно полагали топтуны перипатетики, но мы одухотворяем и облагораживаем его своим присутствием, алхимически претворяя свинцовые мерзости жизни в мочу и хорошее настроение!

Мы, дураки из Марьиной рощи, идём по следам наших великих предшественников – семи мудрецов из бамбуковой рощи Шаньяна. И хотя нас уже не семеро, и наши ряды всё реже, а плеши всё шире, но пепел сигар среднего класса всё так же стучится в наши золотые сердца, а шмурдяк, чья мистика низкого сорта царит в продуктовой корзине нашей жизни, по-прежнему первой свежести!

Согласно многолетней традиции, в ночь первой весенней оттепели мы пройдём тропами падших комет – так мы зовём наш черниговский «путь Сантьяго». Он же «примочемордиальная дистанция», он же «Звёздная дорога», он же «Путь в Мочемордию» или в «Мочемордор» в самом некошерном смысле этого слова.

Как и прежде, наш гульбарий стартует в гуль-баре кафешантана «Горлопор» близ Художественного музея – излюбленной точки сборки местных тайнопойц и мистагогов обоего пола. Впрочем, важно не то, где, как и с кем мы начнём праздновать жизнь, а то, как при этом мы себя чувствуем. Будем же благоразумны и не станем тратить все силы на старте. Да не станут для нас краеугольными камнями преткновений огонь, манда и медные трубы!

А что до огненной воды – о том особо. Итак, дефиницируем приоритеты и интерпретируем прерогативы. Шампань и ликёры – для новичков и неженок. Пивы тёмныя и светлыя – дары тёмных и светлых даймонов, а потому перманентны, ситуативны, вспомогательны и моментосообразны. Водка – любрикант для вакханальных сёрферов. Самогон – телепорт в вечную пустоту абсолютного ноля индивидуального катарсиса. Шмурдяк – рвущая и комкающая душу стиральная машинка безумия, изрыгающая всё отжатым, обнулённым и возрождённым на холодный кафель реальности.

Иное – ерунда! Такова твёрдая, как советский лёд, беспощадная в своей сути научно-фантастическая метафизика алконавтики, воплощённая в жизни, где есть место подвигу даже посреди обычной пьянки. И потому-то неоспоримым достоинством весенних антестерий является их способность мастерски обыгрывать инфернальную пустоту в душе перезимовавшего похмелантропа, чьё существо рвётся ввысь, а бренное тело вспоминает о мимолётно прожитой причастности к великому единению с природой, каковое ожидает потребителя субпродукта в момент просветления.