Андрей Арсеньев - Арсеньевое

– Да.

– Но ничего не предприняли, чтобы это прекратить? Ведь по закону судья – убийца.

– Это не моё дело, – отвечал Филлини, – или вы думаете, если бы я обратился в полицию, вы что-то бы сделали?

– Ну-у, – в замешательстве протянул я, – а всё-таки, как вы относились к этому? Ведь вы сами появились из яйца.

– Я ничего в этом плохого не вижу. Медведев ел их ещё до образования зародыша. Он и мне иногда предлагал попробовать.

– И вы пробовали?! – спросил с дивана Бородька, скрививши от омерзения лицо.

– Да, – ответил Филлини, повернув к нему голову на 180°, – они, конечно, на любителя, но есть можно.

Уголки рта у Бородьки после этих слов максимально опустились к подбородку.

– Получается вы тоже их ели… а вы не боитесь отправиться за это под суд? – решил я взять Филлини на понт, надеясь в основном на то, что он повернёт ко мне голову ещё на 180°, описав этим движением полный круг, но он разочаровал меня, вернув её на прежнее место обратным направлением.

– Нет.

– Почему?

– Не докажете. К тому же я не единственный, кто знал о яйцах. Все в этом доме были в курсе.

– Хм, ладно… и вправду не докажем, – проговорил я себе под нос. – А сколько тварей обычно находится в этом доме?

– Всего, если не считать Медведева, постоянно здесь живут я и его жена. Но два раза в неделю приходит уборщица, в последний раз она была здесь два дня назад, а появиться должна завтра, – уточнил Филлини, заметив на моём лице готовящийся встречный вопрос. – А повар работает каждый день с шести утра до восьми вечера, кроме воскресенья, в этот день у него выходной.

– А откуда судья брал эти яйца?

– Не знаю.

– Вы телохранитель, который всюду следовал за судьёй, не знаете, откуда он брал яйца?

– Нет.

– Хм, допустим, а тогда… как вы думаете: у судьи были недоброжелатели, которые хотели его смерти? Ведь для чего-то он вас нанял. Выходит, он опасался за свою жизнь?

– Медведев говорил, что не подобает такой большой твари, как он, обходиться без видимой охраны. Он говорил: это просто формальности. А что касается недоброжелателей, то, думаю, у него их было много, но ни от кого конкретно я угроз не слышал.

– А вам не было обидно, что судья так относился к вашим обязанностям?

– Нет, это было только вначале, затем у меня были поводы показать ему, на что я способен.

Послышался лязг когтей.

– А какие у него были отношения с женой и поваром? Никаких ссор в последнее время не происходило?

– Я ничего этого не заметил.

– Да, а как насчёт окна? – спросил я, указав за спину большим пальцем. – Когда вы находились здесь с судьёй, оно было открыто?

– Да, я каждое утро его открываю, чтобы проветрить помещение, а на ночь закрываю.

– Так, убитый всё время сидел за столом, а где вы были, когда находились здесь с ним?

– В этом кабинете я всегда сидел на диване, и оттуда удобно наблюдать за временем.

Я повернулся и поднял голову на часы, они показывали почти семь.

– А когда вы находились в туалете, вы ничего не слышали из кабинета?

– Нет, если бы я что-то услышал, убийца был бы мёртв.

Как вы уже сами успели заметить: Филлини был прямой и очень самоуверенной тварью.

– Так, – начал я говорить, представляя в уме картину преступления, – это получается, что в момент убийства в доме находилось три твари… и если вы действительно были в это время в туалете, то убийца мог войти в этот кабинет только через дверь или окно… а оно находится на втором этаже и без балкона. А потом убийца проломил судье голову и скрылся. И на всё это у него было около двух минут…

– Есть ещё дверь, – заметил Филлини.

– Где?! – удивился я и начал смотреть по сторонам.

– Вот, – произнёс свидетель, указывая рукой на шкаф.

– Это же шкаф!

– Нет, это дверь в спальню Медведева и его жены.

Я встал, тихо, на цыпочках, подошёл к «шкафу», с приложенным ко рту указательным пальцем посмотрел на Козлова и Филлини, а потом резко открыл двери – но там никого не оказалось. Это была большая роскошная спальня с огромной кроватью. Козлов уже слез с дивана и расхаживал вокруг неё.

– А кровать вся помяяятая, – заметил Бородька.

– Здесь лежала его жена, – услышали мы доносившийся из кабинета голос свидетеля, – она на днях приболела и всё это время проводила в постели.

– Ладно, похоже, здесь нет ничего интересного, – сказал я Бородьке, и мы вернулись в кабинет. – А что с ней случилось? – спросил я у свидетеля, присаживаясь на стул.

– Два дня назад Медведев с женой отмечали годовщину их свадьбы в ресторане, там не работал кондиционер, но никому это не мешало кроме Умки. Ведь она белый медведь и предпочитает климат холоднее. Вот её и сморило.

– Понятно, – сказал я, посмотрев на часы, и решил покончить с Филлини. Я достал из кобуры пистолет и выстрелил ему прямо в лоб. Шутка. – И последнее: какие у вас были отношения с убитым? Ведь вам приходилось круглые сутки за ним таскаться без выходных.

– У нас с ним были чисто рабочие отношения. Я служил ему больше пяти лет, разногласий у нас не было. В свободное время я всё равно не знаю, чем мне заняться, так что меня это устраивало. К тому же Медведев платил мне очень хорошо, а деньги я отсылал родителям. И ещё с Медведевым у нас был заключён договор, который я мог расторгнуть в одностороннем порядке.

– Простите за нескромный вопрос, но… сколько вы получали у судьи?

– Восемь с половиной, – равнодушно ответил Филлини.

– Восемь с половиной чего? – спросил Козлов.

– Тысяч.

– А…

– В сутки, – всё так же спокойно ответил Филлини, вглядываясь в наши раскрытые от удивления глаза.

Когда дверь за свидетелем закрылась, мы с Бородькой ещё долго не могли прийти в себя.

– Восемь с половиной!

– Тысяч!

– В сутки!

– А мы с тобой сколько получаем в сутки? – спросил я Козлова.

– Э-э… восемь с половиной.

– Да… в тысячу раз меньше.

За окном уже вечерело, и, сев за стол, я попросил Бородьку пригласить второго свидетеля.

– Кого? – спросил он.

– Умку, – сказал я, вглядываясь в неё на фотографии. – Пока она из-за своей болезни и смерти мужа нам свой труп не подкинула.

Бородька вернулся в кабинет, ведя под руку плачущую и обессилевшую жену судьи. Даже сейчас она была такой же очаровательной, как и на фотографии. Все в нашем городе симпатизировали ей и жалели за то, что у неё такой муж. Она была полной противоположностью судьи. У Умки был свой благотворительный фонд, который помогал больным детям и обездоленным семьям. Почти все были уверены, что судья насильно заставил её выйти за него замуж и она его никогда не любила.

Я встал и помог Умке сесть на стул, мы с помощником заняли свои места. Присаживаясь, я заметил на столе высохшее пятно крови и накрыл его папкой.