Ольга Новикова - Эйнштейн на джипе

Боссы любили игуану безусловно, позволяя ей заползать в свои кабинеты и, не смущаясь и не соблюдая субординации, гадить на ковролин.

Когда же закончился отпуск тети Маши, мне как временно кормящей выдали премию за вредность и опасность.

Эйнштейн на джипе

Макс работал таксистом.

Подрабатывал между учебой в аспирантуре на кафедре физики, где старательно писал кандидатскую.

Все кому не лень спрашивали Максима: "Зачем тебе это? Какой прок от этой диссертации? " . И тому подобное.

Но Макс не сдавался. Будущая степень кандидата наук по экспериментальной физике грела его сердце. Но больше всего он гордился названием кандидатскую – его он придумал сам, звучало оно почти поэтично: "Звуковые свойства тонких пьезоэлектрических пластин при воздействии всевозможных электропроводящих жидкостей ".

Естественно, понять в чем тут дело могли только физики.

Кандидатская продвигалась: за полгода аспирантуры Максим написал несколько статей в журнал "Наука и жизнь", организовал несколько мастер-классов в средней школе и провел один семинар, чего и требовали аспирантурные правила.

Аспиратурной стипендии как-то не хватало, и кандидат взял подработку в такси. Машину Максу подарил старший брат Вадик. Он как раз поменял "Рено" на Бэху – 7-й серии. Автомобиль был дорог Вадику как память о получении должности главного экономиста в какой-то фирме, и ему не хотелось его продавать.

Так серебристый "Рено" перекочевал к Максу по наследству.

Конечно, физика это порадовало – не придется брать кредит, итак снимает однушку в Царицыно.

Работа таксиста оказалась Максу по душе – все же общение, а с ним у Макса всегда было непросто: коллеги физики и математики – интроверты, а это зануды и молчуны.

Макс себя к ним не причислял, поэтому охотно общался со всеми пассажирами.

Такси – это ярмарка контактов, калейдоскоп: тут тебе и продавцы, и профессоры, и депутаты и модели – кто угодно.

Попадаются иногда странные, но редко. Ничто не мешало работать и писать, даже мелочи радовали.

Но тут в жизни Макса появился такой раздражитель, который почти парализовал привычных ход вещей.

Новый сосед, едва переехавший в дом Макса повадился занимать его парковочное место. Ставит свой джип с аэрографией Эйнштейна и все.

Макса до боли раздражал этот Эйнштейн, но главное, что других свободных мест во дворе не было – раньше собственная машина имелась только у него, а теперь вот – новый сосед.

"Ну я тебе покажу! ", – грозил он Эйнштейну. Тот дразнил его высунув язык.

Эйнштейн на джипе снился Максиму каждую ночь как напоминание о разрушенной идиллии.

– Вот гад! – шипел Максимка, яростно измеряя волны кварцевых и пьезоэлектрических пластин в тазике, наполненным водопроводной водой.

Что только не перепробовал Макс, чтобы вернуть свою парковку: приезжал домой на час раньше, меняясь с напарником сменами – джип с Эйнштейном стоял на месте. Пробовал приехжать на два часа раньше —

джип стоял.

Макс даже брал выходной, сказавшись больным, и весь день не отходил от окна, вычисляя, когда уедет сосед. Как только парковочное место освободилось, Максим выбежал с подготовленной красной краской и кисточкой и прямо на асфальте крупно написал "занято!"

Вечером джип наплевательски встал на надпись всеми колесами, Макс даже чаем поперхнулся от увиденного.

– Надо было машину ставить, а не писать. Вот я дурак, – ругал себя Максим, выводя свой "Рено" с пустыря.

– Что ты мучаешься, все будет нормально, – утешал его Андрей, школьный друг Макса, единственный из оставшихся. Он был свободным художником- экстремалом и занимался тем, что время от времени запечатлевал на взятый в кредит фотоаппарат триумфы и падения кайтеров, вейкбордистов и серферов в районах Средиземного моря.

В последнее время он просто делал карандашные скетчи, поскольку один серфер разбил его камеру за то, что Андрюха утопил в шторм его доску на спор. Андрей поспорил, что прокатится на гребне волны, хотя имел слабое представление о серфинге.

Лихого Андрюху вытащили и откачали спасатели на катере, а доска потонула в пучине.

– Ты вот что, ты номера перепиши, а я отдам их одному кенту, он пробьет и узнаем, как зовут твоего Эпштейна, —

советовал Андрей Максу за кружкой пива в баре.

– Эйнштейна, – поправил Макс. Не путай, я еще не маньяк, хотя могу им стать. Как только и думаю об этом козле.

– Ну Энштейна, да какая разница, —

хмыкал художник, выливая пиво Макса в свою кружку.

– Хватит, Дюш. Ты сейчас наотмечаешься, а потом соображать перестанешь.

А нам надо задачу решить.

– Ты мне друг или физик, – слезно вопрошал художник, потрясывая опустошенной кружкой.

– Я и друг, и физик, – успокаивал его Максим. – Пошли ко мне, Андрюх, проспишься.

Затащить друга на шестой этаж оказалось делом нелегким. В лифте художник шлепнулся на пол, и обливаясь слезами заявил, что у него клаустрофобия и ему необходимо на морской берег.

Пришлось выволочь Андрея на втором этаже и пройтись пешком. Но пройтись не получилось, на свободе Андрей сник и завалился на ступеньки —

физику пришлось тащить его на себе до квартиры, перекинув через плечо, как свернутый ковер.

Дома, скинув пьяное тело на диван, Макс подошел к окну. Джипа не было.

Не думая Андрей рванулся из квартиры, не глядя прихватив куртку Андрея.

Макс бросился к лифту, но тот безжалостно закрыл двери и поехал вниз один.

Макс сбежал по лестнице и на выходе столкнулся с незнакомцем тридцати пяти лет в синем бомбере и наушниках Sony.

Бросив незнакомцу: "Извините! ", —

Макс выскочил во двор.

Джип стоял на месте.

Пнув ногой жестяную банку, Макс покосился на джип и показал язык.

По дороге домой Макс пытался понять, с кем он столкнулся в подъезде. В его мыслях росло подозрение, которое вот-вот должно было вырасти в истину.

– Да неужели! – воскликнул Макс. —

Значит, ты и есть тот самый хозяин эйнштейна. В моем подъезде живешь, гаденыш.

Скрипнув зубами, Мак открыл дверь в подъезд. На него снова выскочил мужчина в бомбере и наушниках. Макс решил поговорить и помчался за ним.

– Простите, пожалуйста. Простите. Стоять! – Кричал вдогонку синему бомберу Макс, но тот только прибавил шаг и поправил наушники.

– Тьфу, – Максим с досадой плюнул в сторону бомбера и поплелся спать.

– Я не буду эту дрянь пить! – Капризничал поздним воскресным утром Андрей, вдумчиво вглядываясь в мутную жижу, будто пытаясь разглядеть в ней свое отражение.

– Пей, это абсорбенты, – убеждал физик. – Ты вчера столько пива выдул, что я тебя добудиться не мог. Дюш, поверь, хуже не будет.

– Не называй меня Дюшей, – огрызнулся художник, хрустя адсорбентами.