Александр Шушеньков - Дерево, или По ту сторону Зла и Добра

***

На работе всякое бывало.

Вот стучится, например, носатый хам в малиновом пиджаке:

– Какая у вас водка есть? Я фотохудожник слова.

– А какую надо?

– «Чивас Ригал».

И что тут скажешь?

Или – сопляк желторотый с парой колготочных мокрощелок приперся:

– Рыба, быстро – пару пузырей шампанского. Только самого хорошего!

– «Мадам Клико. Клубника» подойдет?

– Конечно, птичка! Это вам не «Советское шампанское»! – поясняет сопляк колготочницам .

– И – «Баунти», «Баунти» еще! – это уже они пищат.

– Получите.

– Сдачи не надо.

Боже ж ты мой, думала Ольга, и куда катимся?

«Вареные» джинсовые кофты с гигантскими плечами, мини-юбки выше пупа, дурацкие огромные серьги из пластмассы…

Эх, как бы шубу норковую заполучить!

***

А еще проклятый муж нагадил с золотым яйцом!

Случилось это невероятное события на глазах у всей семьи в феврале – аккурат ко дню рождения Ритули. Всеобщая любимица – ласковая и необыкновенно умная курочка Ряба – заскочила следом за Ольгой (когда та возвращалась с работы) в избу, пробежала в зал, где сидели перед телевизором муж с детьми, и на время притихла.

Ольга разделась, и тоже присела перед голубым экраном.

Отдохнуть.

Собраться с мыслями.

Тут-то все и произошло!

Курица вышла на середину зала, оглядела всех внимательно, издала звук ни на что не похожий, а потом взлетела на журнальный столик, что стоял между креслами, да и вывалила из себя без особой натуги яйцо.

Не простое яйцо.

Сперва Ольга с Валерием Юрьевичем не поняли, какое им счастье привалило.

Ну, яйцо и – яйцо, мало ли…

Цвет, правда, необычный.

Не белый.

И стук при падении был странный.

Тяжелый.

Будто замок дверной упал.

Присмотрелись…

Батюшки!

Да ведь это…

Да ведь, это – как в знаменитой русской сказке!

Неужто такое бывает?!

Неужто оно золотое???

Включили люстру, подтащили под нее, чтобы лучше рассмотреть…

Точно!

Хоть и теплое еще, а тяжеленное, – явно металл чувствуется!

Оттерли тряпицей, и засияло в напрягшейся руке Валерия Юрьевича золотое яйцо!

Ах, ты, Господи, Боже мой!

Да неужто такое счастье привалило?

Не только дети, но и взрослые с изумлением рассматривали это чудо природы, а курица, как ни в чем не бывало, кудахтала на журнальном столике.

– Это… Что же такое? – вымолвила, наконец, Ольга. – Золотое, что ли? Слышишь, муж?

– Золотое! – подтвердил Валерий Юрьевич, стремительно обретая самоуверенность в голосе. – Все, так и должно было случиться. Я знал, знал… Это все Космос. Еще тогда, когда он прилетал, я понял, что они ищут Контакт! Это – Знак! А курицу они оплодотворили – ничего удивительного!

– Кто – они?

– Пришельцы с Альдебарана!

– С Альдебарана твоего?

– Конечно! Пришло время собираться. А я давно говорил, что мне нужно набрать десять человек для отлета. Я, ты, дети – нас уже четверо. Еще можно будет взять Луку и Шуру, а также Валентину с дочками и мужем. Только их надо будет убедить.

– Никуда я не полечу! – отрезала Ольга. – Ничего себе: курица несет золотые яйца, а мы улетим черти куда! Да теперь только и жить здесь, на Земле! Почем сейчас золото?

– Не знаю!

Так, так, так…

Не знает.

А надо узнать.

У кого?

У Баобабского!

Ему и яйца можно будет загонять, сообразила Ольга.

И побежала к Абраму Борисовичу по простоте душевной.

Эх, недотепа – ведь, зная дурака-мужа, могла бы сообразить, что будет.

А муж-то, Валерка-подлец, смекнул, что яйца из курицы лучше заранее достать и припрятать, чтобы не делиться с женой доходом.

А ежели сказать по-другому, так просто шибанул ему в голову бес богатства и стяжания Маммона, и лишил разума!

Вот он и прирезал, сволочь, Рябу! И ни чего в ней не нашел – точь в точь, как в сказке!

Одно было хорошо в появлении золотого яйца: появилась финансовая заначка, да дети враз поумнели от такого чуда, лучше стали в духовном смысле – Ритуля перестала о путанстве грезить, а Илюша – о работе вышибалой.

***

Температура в начале апреля подскочила аж до восемнадцати градусов тепла. К часу ночи переулок Безбожников погрузился в сон. В доме №11 вместе с бабьим визгливым воплем «Последний раз предупреждаю, пропаскудина!» погасло окно, и наступила долгожданная тишина. Спустя десять минут из дома №10 осторожно выбрались две дрожащие тени. Тени держали в руках вонючие пятилитровые канистры и негромко переговаривались. В их кратких фразах чувствовалась напряженная экспрессия трагедий Шекспира:

– Тишшшше, бля!

– Сам не шуми!

– Баклажкой не греми!

Тридцатидвухлетний хозяин дома Виктор Васильевич Золотарь – примерный слесарь резино-технического комбината, фотография которого висела на заводской Доске почета, шел поджигать ларек, который принадлежал проживавшему в этом же переулке в доме №8 гражданину Баобабскому. Помогал ему Михаил Голубой – двадцатидевятилетний прапорщик-милиционер, проживавший в доме №8 вместе с выжившей из ума матерью-уборщицей.

Впрочем, поджигать собирался Золотарь, а Голубой лишь должен был стоять на стреме. Они были друзьями с детства, несмотря на то, что именно Золотарь наградил мелкого плюгавого Мишу гнусной кличкой «пичуга».

Что же послужило причиной грядущего праздника огня?

Золотарь предложил богатею Баобабскому охранять его киоск за символическую, но постоянную плату, а тот отказался!

– Чего его охранять? Тут все – свои, – сказал он. – Посторонних не бывает. На ночь я его закрываю. Внутри – собаки: сам знаешь, какие.

Их было две – чудовищные продукты уличной эволюции, похожие на все породы, вместе взятые, и крупные, как гиены.

– Ну, а вдруг, того… Сгорит?

– Да, он железный!

– Как знаешь, – злобно сплюнул Золотарь. – Я предупреждал. Не хочешь делиться, пожалеешь.

– Ты чего, намекашь, Витюша?

– Да, причем тут я? Другие найдутся. Я-то к тебе – по-дружески. По-человечески, а ты – вон как! Гляди.

Золотарь был оскорблен в лучших своих чувствах. А еще – сосед, понимаешь ли! Не понимают люди, когда к ним с душой, не понимают! Если ты богатей, имеешь киоск, в Польшу–Венгрию ездишь – помоги ближнему, поделись частью своего счастья. Делиться надо! Другие, вот, не упорствуют.

Другие – те, которые имели киоски в окрестностях, платили Золотарю, не упрямились. А тут – сосед, родной, можно сказать человек, отказывается. Вишь, как – оно: чужие люди иногда ближе бывают, чем соседи! Надо наказывать. «Железный»… Ишь ты, делапут! Загорится так, что любо-дорого!

Одному работать было опасно – вдруг заметят, поэтому попросил помочь Пичугу постоять на шухере. Тем более, что он – мент, если что, всегда прикроет. Одно плохо – труслив очень!