Александр Шушеньков - Дерево, или По ту сторону Зла и Добра

***

Лука отвлекся от размышлений и решил расставить точки над «i» в отношениях с отцом:

– Ты, папа, извини, – произнес, сняв очки (он был близорук), – но иногда бывает обидно. Не понимаешь ты меня. О хабанерах понятия не имеешь, сюиту от кантаты не отличишь. Я всегда тебя поддерживаю, даже стихи твои вынужден читать, а ты ко мне так относишься. Ельцинистом называешь. Знаешь, как мне тяжело бывает? Попробовал бы Бах на заводе музыку писать! А? Только-только начинаешь встрепёнываться, а тут, как шибанет в нос из цеха отравой!

– А что ж вы воздух не очищаете? Говорят, и в Кавр-озеро отходы льете?

Лука горестно улыбнулся, дескать, если бы только это!

– У нас продукцию некуда девать, покупать перестали, шинами коридоры забиты. Камерами велосипедными. Говорят, скоро презервативами зарплату выдавать будут. Мне премию уже срезали, а ты – про озеро. Ха! Чайковского хоть поддерживали деньгами…

Николаю Филипповичу стало жалко сына. Осленок, ласково подумал он. Чайковский, понимаешь ли. Ишь, на что намекает! Жениться ему надо, вот и поумнеет. Придется поумнеть. С бабами-то быстро жизнь узнаешь, это не у отца за пазухой жить!

– Ты когда женишься?

Сын насторожился:

– А, чего это тебя интересует? Зачем тебе? Что, плохо нам?

– Так ведь, все же женятся. Ты же не гомик? Не гермафродит? В общажном бараке бабу видел, не старая еще. Соседка наша. Пойди, познакомься.

Ах, старый хам, подумал Лука, еще и намеки делает! Какое тебе дело, спрашивается? Просто денег на сына жалко, хочет сплавить, чтобы свою козу Машку поселить.

– Рано еще, – угрюмо ответил Лука. – Ее к тому же кормить надо, а тут самому приходится на раздолбанном фоно работать. Меркюри и Элтон Джон не женаты, Чайковского женщины вообще до смерти довели. От них столько расходов, папа, а ты на эту такие деньги тратишь…

– Марью не трогай, сколько тебе говорить?! Смотри, опоздаешь! А бабешка барачная не плохая, не жирная. Тебе в самый раз!

– Тебе бы все каркать!

Разговор начал вновь приобретать конфронтационный характер, и Николай Филиппович почувствовал, что надо разрядить обстановку:

– Вчера стоял в очереди за «гуманитаркой» немецкой, так подходит этот Гена Конищенко, тюремщик бывший. С завода твоего. Мастером работает в гондонном цехе. В друзья ко мне набивается. А у меня друзья, сам понимаешь, банкиры. Я с самим Геращенко за руку здоровался!

Сын непонимающе уставился на родителя.

– Случайно познакомились, когда я твой завод инкассировал, – недовольно уточнил Николай Филиппович. – На крысу похож. Дескать, я на минутку отходил от очереди, я с вами стоял, поясните товарищам… Ну, пришлось, пустить.

– И что?

– Он тебя знает. Говорит: хороший паренек, хоть и еврей.

– Я белорус!

– Только вот музыку у себя часто включает не нашу, – продолжил Николай Филиппович. – Забугорную.

– А он откуда знает про музыку, скотобаза?

– За стенкой от тебя его каптерка. Слышно. А к тебе, говорит, всякие ребята приходят, и начинают наяривать.

– Правильно: я же должен работу проводить. Ансамбль создаю, папа! Я же – завклубом. Это тебе не вирши строчить, бумагу переводить!

– Это хорошо, что ансамбль. А вот, он говорит, что песни вы там играете иностранные. Нет, говорит, чтобы – наши патриотические, там, типа, соловьи, соловьи, не тревожьте, понимаешь, солдат.

– Факен!

Младший Букашенко, надо сказать, когда принимал определенное количество алкоголя, начинал использовать иностранные слова, и хлесткий рокерский посыл «Fucken!» означал в его устах, что собеседнику лучше почтительно замолчать. Отец, однако, был не в ладах с современной музыкальной терминологией:

– Какой-такой еще «факел»? Он ведь служил в колонии. Тюремщик. А ты: «факел». Донесет ведь!

– А ты почем знаешь?

– Так он и рассказал, что когда на завод твой пришел, то сразу в первый отдел обратился: мол, нужны помощники?

– Качум!!!

– Ему, говорит, отказали, но, он все равно… А ты какую музыку играешь? Рок свой поганый. Да на работе всего по три часа бываешь в день, журнальчики всякие паскудные типа «Огонька» читаешь. Коротича. Что, я не знаю? Он все рассказал!

Лука растерялся. На работе, да, делать особенно нечего, поэтому приходится коротать время за прессой из библиотеки заводской.

– Мы ведь тихо играем, – примирительно произнес Лука. – Ансамбль…

– «Ансамбль»! Знаем мы, какой ансамбль. Доигрался! Вчера драка в очереди за булками на Ленинском проспекте была. А ты – «ансамбль»! И твой Конищенко без очереди ко мне лезет! Творог – сорок один рубль, колбаса – тридцать один, понимаешь! При Сталине драк в очередях не было. Скоро, как в Америке голодать будем. Как доктор Хайдер загибаться.

– Какой еще Хайдер?

– Тьфу! Неужели не слыхал?

– Не плюй в колодец, папа.

– А про него такие хорошие стихи сочинил поэт Колчин. Тоже, поди, не слыхал? Еще в восемьдесят седьмом году ему посвятил. Вот, послушай: «Когда на земле тревожно, мысли налиты свинцом, радостно жить невозможно рядом с поникшим лицом…»

– Ой, ну не надо!

– Надо! Правду не скроешь! «Доктор Хайдер, ты остро чувствуешь времени пульс. Вечным кричащим вопросом станет твой подвиг пусть!»

– Папа, – взмолился Лука, – ну зачем это в Новый Год?

– Он простой американец… «Что миру несет Америка? Что людям дает она? Ядерную истерику, иль мудрость людского ума?» Понял? А ты все музыку ихнюю слушаешь, о виски поганом мечтаешь.

– Какое виски, папа, ты что? Музыканты всю жизнь портвешком пробавлялись, папа! А теперь «Наполеон» стоит двести пятьдесят – бутылка.

– Русскую надо пить, Лука, вместо «наполеонов»! Бери пример с родителя – кроме беленькой, шила да собственных напитков ничего не употреблял, оттого и жив до сих пор. Мог бы и сам научиться изготавливать. Скажи спасибо, что хоть родитель достает!

– Спасибо! – с чувством горькой обиды ответил Лука.

Внутри начинало закипать. Вот тебе и папа родной! Как всегда норовит обгадить. И главное – в душу плюет в смысле музыки. Бескультурный солдафон! Шилом (по-подводному, спиртом) хвастается…

Позор!

Они помолчали, прислушиваясь к организмам.

В желудке и голове нарастало тепло. Было очевидно, что кислотно-щелочной баланс находится на пути к достижению гармонии. Между тем в приемнике женский голос произнес:

– Идея о путешествии тела Ленина по странам мира приобретает новых сторонников.

– Что такое? – выпучил глаза Букашенко-старший.

– Дефицит российского бюджета может быть сокращен за счет доходов от демонстрации тела Владимира Ульянова. По оценке экспертов, в случае вывоза его в различные страны наподобие передвижных музейных экспозиций, страна может получать в год до трех миллиардов долларов.