Александр Староторжский - Дар великого человека. Короткие рассказы и пьесы-комедии

Пора и мне спать… Я тоже устал от этих размышлений… Проник я в тайну рецепта или нет – я никогда не узнаю… И никто не узнает. Конечно, я всё это выдумал, всё было не так… Надеюсь! Ну, всё, надо спать… Спать!

Ночью мне приснились множество высоких домов – башен с островерхими крышами, странной сказочно – военной архитектуры, которая так талантливо уродует наш красивый город.

В каждом доме было сто этажей и на каждом этаже сидели сто тысяч малиновых баб, и они что-то яростно раздирали своими толстыми, проворными пальцами.

Приглядевшись, я понял, что рвут они мои и чужие письма, мою душу и души моих друзей, рвут наши надежды, мечты, нашу жизнь…

Через два месяца нам заплатили за премьеру. Но мы отнеслись к этому почти равнодушно. Слишком дорого стоила нам эта подачка Министерства. Непомерно дорого… К тому же выяснилось, что они просто избавлялись от не нужных денег…

Два года я таскался на костылях и сейчас, по прошествии пяти лет, когда я спускаюсь по лестнице, меня шатает и дёргает из стороны в сторону, как сломанную игрушку.

«Золотая маска» – самая престижная театральная премия в России.

Её вручают «за выдающиеся достижения в области театрального искусства».

Есть такая маска и у нас с Ларисой… Не помню, чтобы кто-то ещё из драматургов её получил. Ведь с их именами редко связывают «выдающиеся достижения». Но у нас, вопреки всяким недоразумениям, маска есть.

Вот она, висит на стенке, сияя золотом и поражая своим необыкновенным видом. Она внешне очень отличается от традиционной «Золотой маски», и я уверен, в лучшую сторону.

…В 1999 году нам позвонили из Томского ТЮЗа. Усталый женский голос (звонила завлит), сообщил, что театр просит нашего с Ларисой разрешения на постановку нашей детской пьесы «Фараон Кузя». Я попросил завлита перезвонить нам на следующий день… И, еле скрывая волнение, пообещался сообщить условия постановки, предупредив, что «сумасшедших» претензий не будет. Я хитрил. Ну, какие там к чёрту условия?! Театры делали с нами что хотели. Только что по полу не катали. Мы терпели. Мы понимали, что театрам тоже достаётся. И очень сильно. Страна рухнула. Казалось, в ней сломалось ВСЁ! И гигантские советские гонорары, на которые можно было жить годами, воспринимались как нечто мифическое, нереальное… Я часто думал: неужели это было?

Драматурги стремительно, обвально стали нищими. Как, впрочем, и все жители этой страны, за исключением маленькой весёлой компании каких-то странных менеджеров – самодовольных, цветущих, молодых джентльменов, в шикарных иностранных костюмах… И прочей весёлой, крепкой публики в малиновом, увешенной золотом, как артисты китайской оперы.

Ну и ещё там, коряво и быстро вылезли всякие таинственные дары природы…

Ладно, оставим это…

Звонок из театра был неимоверной, колоссальной, ошеломляющей удачей… Наша маленькая дочка Маша затяжно болела, кашляла… Её нужно было срочно лечить, везти на юг, на море… Но на что?! В доме денег не было. То есть, на хлеб, картошку и конфеты для Маши деньги были, но не более того. Что делать? Как вырвать из нищего театра какие-то необходимые, ощутимые деньги? Решили попросить минимум, а от процентных отчислений отказаться. Так мы теряли очень много, но выхода не было. На следующий день я условился с завлитом, что если театр гарантирует выслать нам в течении трёх дней 6 тысяч рублей, (сумма смехотворная), мы дадим разрешение на постановку. Завлит клятвенно обещала всё исполнить, и я отвёз разрешение в Авторское Общество. Через несколько часов оно было в театре. То есть, всё складывалось хорошо, удачно. Мы успокоились, и стали собираться. Лариса заняла у подруги ещё 5 тысяч, и купила билеты до Анапы. Там, в большом недостроенном доме, жила с семьёй её младшая родная сестра Ирма. Муж Ирмы, Вадим, когда-то (совсем недавно) был капитаном милиции, Ирма тоже собиралась стать милиционером, следователем. Ещё были двое маленьких ребят: дочка Лена, восьми лет, и семилетний Стасик, человек – мотор, не умевший спокойно посидеть на месте, ну хоть минуту… Всё время что-то, ему вряд ли нужное, вертевший в руках… Что-то регулярно ломавший, и успешно прятавшийся от родителей в канавах и гигантских заброшенных трубах.

Семейство Ирмы оказалось в Анапе, (вернее под Анапой, в посёлке Радужный) совершенно случайно. Ветер перемен жестоко изгнал их из Москвы. Год после свадьбы они жили сносно, у них была однокомнатная квартира и минимальные деньги. Но однажды деньги исчезли, и от куда-то «сверху» потекли обещания, что, мол, «завтра, послезавтра, через неделю всё будет». Милиционеры терпеливо ждали, но ничего не было. И тогда, голодные «псы самодержавия» стали опасно раскаляться. Они перестали подчиняться, и страшно кричали друг на друга, невзирая на чины. Начальство вдруг осознало, что дальше так нельзя… Что конфликт может разорваться атомной бомбой… И, еле сдерживая ярость, ежечасно сообщало каким-то милицейским небожителям, что «ситуация критическая», и снимали с себя ответственность за дальнейшее. Ответы были однообразно умиротворяющие, а денег не было. А без денег «умиротворить» озверевших милиционеров было невозможно. В самый накал скандала, откуда-то прилетел и огненным вихрем пронёсся слух, что начальник отделения, в котором служил Вадим, придерживает общую зарплату для каких-то своих личных нужд. Было ли это правдой, или нет – -неизвестно, но Вадим, помнивший, что человек – мотор перестал бегать, и обессилев от голода, лежал на диване и тихо плакал, пошёл к полковнику, и пытался его застрелить. Вадима скрутили и увезли домой. Деньги, вдруг, появились. Человек – мотор опять забегал, как заведённый. А Ирма и Вадим решили бежать из Москвы, из страха голодной смерти.

Они обменяли свою квартиру в Москве на большой дом в посёлке Радужный в 20 км. от Анапы. Летом, Вадим с Ирмой надеялись сдавать все семь комнат своего дома курортникам за приличные деньги, а сами собирались жить в большой палатке. Но курортники обходили стороной этот неуютный посёлок, и ребята почти умирали с голоду. Наш приезд для них был спасением.

Так вот! Билеты на руках! Осталось получить деньги из Томска. Конечно, они их пришлют вовремя! Сумма… Ну, это же не деньги! Даже для нищего театра! Это просто песчинка! Так мы рассуждали… И, складывая вещи, думали что делать со мной. Я сломал ногу и еле ходил с костылями. Я даже не мог выйти из дому. Какие там поездки! Мало этого, одно из лекарств от нервной болячки, дало осложнение, и меня стало трясти. Лекарство отменили, просили месяц потерпеть, и обещали, что всё пройдёт. Прописали другие таблетки, которые мало действовали… Плевать! Главное – Маша! Всё остальное потом. Лариса проводит плохо соображающую бабушку и Машу до места, а потом вернётся домой. Разве это сложно перетерпеть? Нет, конечно, бодро заверял я Ларису, и действительно, так думал. Еда будет, лекарство есть – ну что ещё нужно? Зато дочку подлечим, и в первый класс она пойдёт весёлой, загорелой, и крепенькой, как боровичок. Ну, а со мной ничего плохого не будет. Варианты случались и покруче!