Евгений Петропавловский - Жена, любовница и прочие загогулины

– Ой, да не лопух ты, конечно, – подхватила она, разгладившись лицом. – И вообще, тебе нарассказывали обо мне много разного, а ты и поверил. Не всему подряд надо верить, что мелют злые языки.

– Так я и не верю всему подряд. Но ведь кое-что из этих разговоров – правда.

– Ну да, кое-что – правда.

– Вот и я о том же. Хоть ты и взяла себя в руки, но поздновато. Добрая слава на месте лежит, а дурная по свету бежит.

– А неправды всё-таки в этих перетолках больше, чем правды. Ты же взрослый человек, должен понимать, какие у нас люди. Их не корми хлебом, только дай позлословничать за чужой спиной да преувеличить, чтобы вымазать грязью пожирнее. Сплошь кругом фантазёры озабоченные. Да ещё недобрые. Кабы им от природы достались рога, они б уже давно всех на свете перебодали.

Она немного помолчала, а потом добавила:

– А замужество устраивать с первым поперечным я не собиралась. Просто ты мне сразу понравился, Коленька, честное слово. Наверное, ты такой недоверчивый, потому что тебе до сих пор попадались плохие женщины. Но я не такая.

Само собой, Чуб сознавал, что Машка соврала ради пущей сохранности их недостаточно окрепших отношений. Но это враньё всё равно казалось ему удовлетворительнее правды. Которую он подозревал, пусть и без стопроцентной твёрдости в уме, но это даже лучше, ибо отсутствие твёрдости его частично успокаивало. Тем более что будущая супруга во всём старалась услужить ему. Хотя не слишком навязчиво, меру знала, однако не давала забыть о своём присутствии. В конце концов, разговоры – это простое сотрясение воздуха, имеющее второстепенный смысл. Первостепенный же смысл заключался в том, что Машка смотрела на Чуба с каждым днём всё более благоговейным взглядом. Как на памятник ещё живому классику литературы или герою победоносного конфликта в одной из горячих точек планеты. От этого взгляда нетрудно было впасть в манию величия, представив себя чем-то особенным – например, не человеком, а совершенно аномальным чудом, не то упавшим с неба, не то поднявшимся из морских глубин. Или вообще неизвестным науке божеством, скромно надевшим на себя личину недавнего дембеля и нынешнего жениха обыкновенной станичной дуры.

До сих пор на него так никто не смотрел. Это было очень утешительно и отрадно, если не сказать больше.

В общем, все опасения, которые поначалу Чуб испытывал касательно Машки, оказались напрасными.

***

Как любой нормальный мужчина, он, разумеется, не мыслил давать волю женскому фактору вытворять над собой всё, что угодно. Но супружество – штука неизбежная, тем более при таком сумасшедшем давлении с родительской стороны. Вариаций-то в жизни много, однако куда ни потянись – почти наверняка ухватишься за голую пустоту и останешься куковать подле дырявого корыта или ещё где похуже. Единственная удободостижимая вариация – это выбрать наипростейшее среди возможных зол. Каковое для Чуба с каждым днём всё гуще наливалось красками в навязчивом, но вполне мягкосердечном и доброрасположенном образе Марии.

Голос уязвлённого самолюбия просыпался в нём нечасто. Да и не хотелось от него, как прежде, корчиться и скрежетать: так себе был голосок, слабосильный и не особенно продолговатый. А если вдруг случалось шевельнуться в глубине ума скудопакостному червячку ревности, то земля и небо из-за этого не менялись местами. Иной раз вечерней порой, лёжа в постели, Чуб поудобнее устраивался на боку, подтянув колени к животу и положив голову на руку, – и просил Машку рассказать по порядку о своих былых трахарях.

– Я понимаю, дело молодое, ниткой дырку не зашьёшь, – говорил ей покровительственно. – Но всё-таки мне надо знать, потому давай выкладывай всю правду, не стесняйся. Попрекать не стану.

И Машка, хоть не изъявляла поспешливой готовности углубляться в воспоминания, однако покорно принималась излагать события минувших дней. Впрочем, это лишь поначалу ею владело стеснительное чувство, и она делала конфузливое лицо, а затем мало-помалу увлекалась повествованием – и вскоре уже легкодушно и естественно, в некотором роде даже походя раскрывалась перед Чубом, потому что, в сущности, не считала рассказы о своих интимных похождениях бог весть какими откровениями. Всё в её устах звучало просто и гладко, точно было в порядке вещей для каждого. Правда, Чуб запомнил немногое, поскольку минут через десять-пятнадцать обычно засыпал – примерно на четвёртом или пятом её мужчине. Каким числительным этот перечень завершался, он – в силу своей молодой здоровой натуры и вытекавшей из неё потребности во сне – так и не сумел усвоить.

…Первым на Машку попытался влезть пожилой тренер по волейболу. Ей тогда было четырнадцать лет. Она ходила в волейбольную секцию и как-то раз задержалась в спортзале дольше остальных девчонок. А тренер и раньше не давал ей прохода, упрашивал остаться после тренировки и подарить ему немного женской ласки. И тут ему подвернулся удобный случай… Повалив Марию на разложенные у стены маты, он принялся стягивать с неё одежду. Но Машка не спасовала и вместо того чтобы сопротивляться (что, скорее всего, ещё больше распалило бы дядьку), вдруг обняла его и, поцеловав, спросила: «А ты не боишься? А то неделю назад я сдала анализы, и у меня нашли гонорею».

У бедного тренера сразу обмякли все органы, какие только можно. Больше того, позже стало известно (мать одной из Машкиных одноклассниц работала медсестрой – она и рассказала): с той поры пожилой тренер зачастил в районную поликлинику лечиться от импотенции. Да разве в районке хоть одну хворь возможно вылечить? Во всяком случае, ни к кому из девчонок он больше не приставал, нужда отпала. А то, что вскоре, придравшись по пустяковому поводу, он выгнал Марию из секции – наплевать: ей и самой туда ходить надоело.

Вообще она с ранней юности была порядочной вертихвосткой. Любила динамить мужской пол. В том смысле, что ходила на дискотеку с пацанами из своей школы, позволяла пригласить себя в кафе и проводить затем домой, встречалась – обычно с несколькими, так сказать, параллельно, – целовалась, обжималась вечерами по тёмным углам; но едва доходило до главного – она всегда умудрялась в самый последний момент вывернуться и смыться. Однако подобные замашки к добру не ведут. В восьмом классе случилось ей с подругами познакомиться с компанией взрослых мужчин. Те сыпали деньгами налево и направо, возили девчонок на иномарке – школьницы и клюнули на это дело, согласились «красиво встретить Новый год» вместе с симпатичными и не жадными мужичками.

Поначалу всё шло, как водится в подобных случаях: пили шампанское и коньяк из красивых тонких бокалов, танцевали медленные танцы, всё плотнее прижимаясь друг к другу… Изрядно захмелевшая Машка опомнилась только тогда, когда её новый ухажёр Марат залез к ней под юбку и попытался повалить её на диван. Она огляделась – а в квартире уже никого нет! Как-то незаметно все деликатно удалились…