Евгений Петропавловский - Жена, любовница и прочие загогулины

Этот смысл был неясен с непривычки, но уже угадывался, прощупываясь в том тёплом теле, которое беззащитно и требовательно прижималось к Чубу по ночам, обволакивало и дарило быстро сделавшиеся для него привычными расслабленность и умиротворение.

Понятное дело, он не собирался по данному поводу визжать от радости и пускаться в пляс. Однако всё чаще говорил с Машкой, не выказывая своего превосходства. Условиям момента не противился, не надрывал своих сил против естества. Зачем? Хорошего в бытовой текучести и так немного, пусть остаётся хотя бы то малое, что само собой проковыривается навстречу его душе из густоплётной мешанины жизни.

***

Каждое утро, проснувшись, Чуб неторопливо завтракал, затем с наслаждением выкуривал сигарету и, выйдя из дому, бодро шагал к остановке вахтенного автобуса, чтобы ехать на работу. Он скользил взглядом по случайным прохожим и чувствовал себя на улице так, будто он – единственный живой человек среди покойников. Потому что окружающая сутолока казалась ему бесцветной и пустопорожней в сравнении с тем, что ожидало его каждый вечер в постели.

Он всё чаще с приятным удивлением ловил себя на мысли о том, как, оказывается, мало нужно человеку, чтобы по-настоящему радоваться своему существованию и сопутствующим ему незначительным событиям. Даже если стараться – по мере возможности – обходиться без выпивки.

Работа на консервном заводе оказалась нетрудной. Обязанности Чуба заключались в том, чтобы всю смену стоять в белом халате над наполненной водой огромной железной ёмкостью с плававшими в ней яблоками и большой деревянной лопатой подгребать эти яблоки поближе к желобу, из которого они должны более или менее равномерными порциями высыпаться на резиновую ленту транспортёра. Чуть поодаль по обе стороны транспортёра стояли две молодые женщины, Вера и Оксана. Им вменялось в обязанность производить сортировку плодов: убирать гнилые яблоки, а заодно с ними – разный мусор типа щепок, листьев и дохлых крыс. Щепки, листья и гнилые плоды женщины добросовестно снимали с ленты. Но трогать крыс, пусть даже и неживых, они боялись, поэтому оставляли грызунов ехать своим маршрутом. Тем более что народ сейчас в большинстве своём грамотный, и все хорошо понимают: если одна крыса будет перетёрта и смешана с добрым центнером детского яблочного пюре «Неженка», то никто её даже не заметит, а что касается микробов, то они гибнут в автоклавах при стерилизации под большим давлением.

Чуб смеялся над женской слабиной относительно грызунов. Сам же не брезговал съедать по доброму десятку банок «Неженки» за каждую смену, не забывая и домой всякий раз выносить через проходную столько, сколько получалось напихать за пояс брюк под телогрейкой. Мужики, работавшие на проходной, никогда к нему в брюки не лезли, а о регулярных полицейских проверках заводское начальство загодя предупреждало своих работников. Поначалу Чуб таскал домой также и яблоки, но вскоре они обрыдли и родителям, и Машке, а уж он сам давно на них смотреть не хотел.

«Неженки», конечно, не хватало, чтобы как следует напитаться требовательному взрослому человеку, однако дома она являлась некоторым подспорьем в еде; а матери сладкое яблочное пюре даже нравилось. Вдобавок батя в скором времени наладился сбраживать «Неженку» и гнать из получавшейся браги самогон. Которым в силу необходимой благодарности стал щедрее делиться с Чубом, дабы тот не прекратил поставки необходимого сырья.

В прежней жизни случалось немало досадного – такого, от чего можно было не только расстроиться, но иной раз даже сдвинуться в трудновменяемую сторону. Тем явственнее ощущалось, что с недавних пор всё стало иначе. Не зря говорят: не тот казак, кто переборол, а тот, кто извернулся. Некоторые люди любят проявлять активность, принимая участие в разнообразных делах и происшествиях, но Чуб ни к чему подобному не стремился и даже малейших позывов не испытывал: ему хватало собственной жизни, а посторонним явлениям вольно складываться и без его участия, так он считал.

Теперь Чубу не приходилось ни изворачиваться, ни тем более пересиливать напор обстоятельств. Всё остальное, кроме этого, представлялось ему незначительным. Как сложилось, так и получилось – и оказалось прямо противоположным тому, чего он опасался поначалу. Оставалось лишь самую малость успособиться существовать без посягательств на несбыточное, приладиться к струению равномерной обыденности. Пустяки. Тем более что больших амбиций в нём не возникало. Да и малых, наверное, тоже (а если и возникали, то в зачаточном и очень притаённом виде, ибо ему не доводилось отягощаться ими применительно к любой из сфер своего текущего существования). Каждодневная повторяемость событий – без разбегов и спотычек, без вынужденных вихляний и подскоков – это было то, что надо.

Да, это было Чубу в самый раз.

– Обезьяны не читают философию!

– Почему же, читают. Только они её не понимают.

(Художественный фильм «РЫБКА ПО ИМЕНИ ВАНДА»).

«Хороший, плохой… Главное – у кого ружье!»

(Художественный фильм «ЗЛОВЕЩИЕ МЕРТВЕЦЫ-3»).

Между делом произошло знакомство с родителями невесты. Не сказать чтобы Чуб забыл об их существовании, а просто не задумывался о предстоявшем ему родстве с новыми людьми. Но предки, оказывается, спроворились в его отсутствие втихую сговориться о желательной встрече как-нибудь вечером, для того чтобы скромно, по-родственному, отметить помолвку. Так и вышло, что однажды Чуб воротился с работы – по обыкновению, с полными штанами «Неженки», – и увидел сидевших за столом отца и мать, и празднично сиявшую Машку, и с ними – степенную пожилую пару, которую Чубу никогда прежде не доводилось наблюдать у себя в гостях.

Стол всем своим обильным натюрмортом выказывал неординарность отмечаемой даты. Были на нём и материна клубничная наливка, и отцов настоянный на лимоне и ореховых корках самогон, а из закусок – маринованные грибочки, жареный окунь под майонезом, квашеная капуста с яблоками, нарезанная тонкими кружочками ливерная колбаса на блюде, украшенном по центру петрушкой, салат из свежей редиски с собственного огорода, фаршированные яйца, подёрнутый непроницаемой жировой плёнкой холодец со щедро бугрившимися из него свиными хвостами, а также неизменно сопутствовавшая каждому станичному празднику селёдка под «шубой».

Пришедшему Чубу шумно обрадовались. И пока он выкладывал из-под засаленной телогрейки банки с детским яблочным пюре, Мария и предки принялись в три голоса знакомить его с будущими родичами.

По отношению к гостям полагается проявлять вежливость, потому Чуб выдавил из себя посильное количество дипломатичных выражений и жестов. Однако на большее его не хватило: за рабочий день он изрядно проголодался, оттого не стал мучить свой организм ненужным ожиданием и поторопился к столу.