Евгений Петропавловский - Жена, любовница и прочие загогулины

– Нет-нет-нет! – Машка засопротивлялась с такой неожиданной силой, что у Чуба едва хватило желания и упорства удерживать её в прежнем положении. – Не надо, я не хочу! Я не могу! Тут же наши родители!

– Ничего не бойся, они сюда не зайдут. Слышь, не брыкайся, дурилка, ты же сама время затягиваешь. Ну зачем это, брось глупить. Давай по-быстрому, не бойся, не бойся, они не зайдут, мы успеем…

Мужские соки в его организме бурлили и просились наружу. Движениями суетливого злоумышленника Чуб стянул с Машки тонкие трусики, безвольно опавшие вдоль её гладко выбритых ног на пол, точно сложившая крылья бабочка. Впился губами в шею невесты («Сейчас поставлю засос за то, что ломается, как целка, – мелькнула мысль. – Пусть её предки полюбуются»). А сам торопливыми пальцами уже расстёгивал пуговицы на своих брюках – и, вперившись жадным взглядом в Машкину спину, повторял бездумно:

– Я быстро, честное слово! Ну давай! Ничего! Не бойся! Мы с тобой за две секунды управимся, вот увидишь, Маш! Я могу! Не, ну серьёзно! Давай по-скоренькому! Никто не заметит…

– Ладно, – учащённо дыша, сдалась она. – Только, пожалуйста, постарайся побыстрее, Коленька, а то я боюсь!

Чуб, положив настойчивую ладонь ей на спину, наклонил враз сделавшееся податливым Машкино туловище.

Ох, до чего же приятны эти – самые последние – мгновения предвкушения!

И ещё приятнее, когда они заканчиваются, и начинается то, что предвкушалось.

***

Мария стояла перед ним, широко расставив слегка согнутые в коленях ноги. Она держалась обеими руками за дверную ручку и говорила Чубу бодрые слова своей любви, отчего бушевавшее в нём пламя разгоралось всё сильнее.

Под ритмичными толчками двух молодых тел навстречу друг другу дверь вздрагивала и слегка постукивала о косяк. Поначалу Чуб старался контролировать себя и двигался не очень размашисто, чтобы не производить лишнего шума. Однако вскоре соображения осторожности для него утратили значение. Возможно, старики что-нибудь и слышали, но чёрт с ними, ему уже было всё едино. Чуб словно превратился в сказочное животное, торопящееся получить последнее удовольствие перед смертью. Он перестал различать посторонние звуки, и окружающий мир в его умозрительном наклоне лишился своих красок. Остались лишь два учащённых дыхания и соблазнительно упругий зад, раскачивавшийся впереди.

О, держась за этот пышный белый зад, разве можно думать о чём-либо ещё и желать чего-то иного, кроме как убыстрять и убыстрять свои движения в неукротимом стремлении излиться, извергнуться, освободиться от переполняющей тебя энергии? Ай да Чуб, ай да супермен, вот о такой жизни ты и мечтал на протяжении всей утомительно-долгоиграющей армейской службы, поглядели бы сейчас на тебя мужики из твоего бывшего взвода – наверняка лопнули б от зависти, вот это порнуха, ёшкин потрох, вот это настоящая житуха!

Такова была последняя мысль Чуба перед тем как волна не умещавшегося в словесных понятиях удовольствия захлестнула его – накрыла с головой и повлекла в пучину радостных пузырей ума и горячих брызг всего мира.

***

По-видимому, их отлучка в спальню оказалась не очень продолжительной. Поскольку когда они – запыхавшиеся и раскрасневшиеся – вернулись к столу, родители с неугасшей увлечённостью продолжали прежний спор, даже, наверное, не заметив их отсутствия:

– …Насчёт Запада я не согласен с шапкозакидательством и очернением, – рассуждал Василий Поликарпович. – Наши политики высасывают из пальцев разные прогнозы типа: «через полгода американские облигации достигнут критической массы». Или приводят примеры о том, как очередной полицейский застрелил чернокожего наркомана, который не захотел вывернуть перед ним карманы по первому требованию. Подумаешь, застрелил, ну что тут такого невероятного? Подобное в любом государстве случается. А бездуховность и эксплуатация трудящихся – она во всём мире одинаковая.

– Вот-вот, бездуховность и эксплуатация сейчас бушуют, мать её в дышло! – перебил его отец Чуба, присвистывая утомлёнными от спёртого воздуха лёгкими. – Не то что раньше. Мы-то не так жили, как на Западе, а сейчас – так! Люди аж расползаются мыслями в разные стороны от жадности. Загребать норовят без малейшего чувства меры. А что не могут распихать по своим карманам, то пускают по ветру. Больно много поблажек народу, а от поблажек ворьё и плодится. Конечно, так большинство людей устроено: только дай душе волю, захочется и поболе. Кабы не Путин – давно бы развеяли обмылки всего, что осталась от великой державы. Под брехливые речи с громкословными обещаниями развеяли бы, не оставив нам ни крошки. Но и Путин, конечно, только на время остановил развал и поруху: самый огонь пригас, а дым-то продолжает небо коптить, погибель под спудом тлеет и в любой момент может полыхнуть… Нет, что ни говори, я считаю, неправильно всё это устроили, обманули честных людей, расприватизировали народное достояние, загребалы. В пух и прах разворовали страну! Почуяли свободу действий живоглоты безнаказанные – и разворовали!

– Что касается приватизации, то она, в самом деле, проведена неправильно, – согласился Василий Поликарпович. – Ума не приложу, как так получилось. Лично я вложил свой ваучер в одну трастовую компанию и два года получил дивиденды – представляете? – полторы тысячи рублей старыми деньгами… А потом вообще куда-то подевался этот фонд, и плакал мой ваучер.

– Я тебе и говорю: это не приватизация, а настоящая прихватизация, – безапелляционно потряс головой батя. – Потому что Чубайс и Гайдар – обыкновенные ворюги, вот они со своей мафией и записали полстраны на разных своих родственников, я так думаю. Собрали себе в карманы плоды народного недопонимания жулики загребущие, воспользовались без зазрения. И добро бы цель какую-никакую перед собой имели, а то ведь у них единственное устремление: жить-богатеть, да пузом горбатеть… Ну, Гайдар сдох – туда и дорога, пускай теперь его поджаривают черти на сковородке. Хорошо бы и Чубайса припустить в компанию к этому мурлистому борову, чтоб им обоим на том свете к любым берегам приставать без пристани! А ведь, по-хорошему, давно пора посадить в тюрягу всех жуликов да провести беспощадное расследование, как делали при Сталине. Тогда их махинации мигом повылезли бы наружу, и неправедно нажитое не пошло бы впрок ни одной шельме!

– Ну нет, я не согласен. При Сталине всё равно было намного хуже, чем сейчас. Тогда людей ни за что расстреливали.

– И правильно расстреливали. Зато порядок был. На работу на две минуты опоздаешь – предупреждение тебе. Второй раз опоздаешь – поезжай на Колыму! Или в Воркуту! Вот как надо. Чтобы люди не забывали повиноваться долгу. Чтобы боялись наказания! Только тогда они могут понимать, что такое настоящая дисциплина. А сейчас что? Хочешь – работай, не хочешь – не работай. Кто как хочет, тот так и цокочет. Даже статью за тунеядство отменили, свобода настала. Да кому она нужна, такая свобода? Пустое слово, которое недоеденного яйца не стоит! Ведь никто работать не желает, раз всё теперь стало можно. Разве это нормально, что мы теперь большинство продуктов завозим из-за границы? Половину населения сделали тунеядцами!