Дмитрий Кругляков - В погоне за солнцем. Философия приключений

Разное было за это время: и серьезные проступки, и смешные ситуации, и глупые выходки. Сейчас все это с улыбкой воспринимаешь, той остроты нет, а тогда в лучшем случае народ отделывался испугом или парой синяков, в худшем – происшедшее становилось предпосылкой к летному происшествию со всеми вытекающими последствиями. И первый на моей памяти инцидент произошел осенью 88-го.

Трагикомедия разыгралась на глазах у инженера полка и инспектора из Москвы. Дело было после учений, когда техники по АВ (авиационному вооружению) снимали с самолетов бомбы. Работали в паре: один ослаблял крепления держателя подвески, другой доставал чеку взрывателя, потом подгоняли тележку, поднимали ее и лишь затем аккуратно снимали бомбу. Поточный метод, от самолета к самолету. Единственное правило: самолет должен быть обесточен по понятным причинам. Мимо одного из таких самолетов и шел наш «герой», старший лейтенант, техник 2-го звена. Увидев лужу керосина под брюхом самолета, он решил оказать помощь, закрыть пожарные краны, для чего, не обращая внимания на специально положенную набок стремянку, поднял ее, приставил к борту самолета, взобрался, откинул фонарь и, заглянув внутрь, щелкнул тумблером, включив электричество. Раздался щелчок и с левой подвески сошла «дура» весом в 250 кг, упав так, что оперение хвостовика легло ровнехонько между технарями, лишь слегка задев ранты обуви каждого из них, чудом не отрубив пальцы ног. Взрыватель не сработал по чистой случайности. Высоты не хватило для раскрутки крыльчатки. Рвани эта бомба, последствия были бы чудовищными. Тем не менее через два дня старлей стал капитаном.

А вот нашему летчику, майору, орденоносцу и афганцу осенью 90-го повезло меньше. При заходе на полигон он перепутал переключатель «Главный» с переключателем «Сброс всех», отбомбившись над коровником. К счастью, ни коров, ни людей там не было, никто не пострадал. Но шуму было много, по телевизору целыми днями крутили одни и те же кадры – расчистка «Авгиевых конюшен». Дело замяли, а майора отправили в Союз. Но если здесь была нелепая случайность, то в большинстве своем все «залетали» по собственной глупости.

Всегда осмотрительный Вовка Лихачев, срезая путь, решился пролезть под струей двигателя самолета L-39 Albatros, выруливающего со стоянки. И долго потом мячиком прыгал вслед за ним, пока не упал, подвернув ногу. Другой был отоварен по голове противобликовым щитком, предназначенным для защиты кабины от засветки фарами. Итогом стала извечная головная боль и обидное прозвище «сбитый» или «испанский летчик».

Игорь, техник самолета L-39, сидя верхом на заголовнике катапультного кресла умудрился выдернуть чеку системы сброса фонаря. Сработавший пиропатрон выбросил штангу подброса фонаря, которая, пытаясь нанизать Игоря, словно муху на булавку, прошла в миллиметре от его задницы, содрав лишь кожу со спины. Инженер полка Давидок, увидев орущего благим матом техника с торчащим из-за спины куском трубы, чуть не сошел с ума, представив возможную картину. Игорь отделался легким шоком, его истерику пресек Давидок, врезав по морде и влив в него остатки спирта, который выдавали строго для протирки оптики.

Бетонка, калейдоскоп событий. Те, кто обслуживает технику, знают, что головной убор должен всегда быть закреплен на голове. Если шлем, то застегнут, если шапка-ушанка, то завязана как в детском саду, ну а если это берет, то привязан или пришит к комбинезону. В первых двух летом жарко, поэтому, как правило, носили береты, к которым пришивали тонкую стропу, с помощью которой крепили головной убор к комбинезону. Но были и такие, кто к берету пришивал стальной карабин. С точки зрения практичности вариант неплохой, но для безопасности полетов не годится. Один из моих однокурсников на своем примере это как раз и продемонстрировал. Берет одел, пристегнуть забыл, тот и ушел в воздухозаборник вместе с карабином. Двигатель списали, а вместе с ним ежемесячно и большую часть зарплаты этого техника.

Если полеты без суеты, без полигона, то происшествий, как правило, нет. Как только стрельбы, жди сюрпризов. То бомба не сойдет, пиропатрон забыли сунуть, то реактивный снаряд в трубе застрянет. А как-то люк пушки закрыть забыли. Захлопнуть, захлопнули, а винты, фиксирующие закрытие, не провернули. Так и взлетел, а как по целям отработал, люк и открылся. А он непростой, мало того, что в бок открывается, внешне ковш напоминает, площадью в полтора квадрата, так еще бронеплитами обшит, а когда самолет на стоянке стоит, то от кромки люка до земли сантиметров пяти не хватает. Вот и как при таком раскладе самолет сажать? Малейшая неточность и потерять его можно, не говоря о летчике. Аэродром замер, полеты отбили, самолет кружит, топливо вырабатывает. Пожарные машины, скорая помощь, все в полной готовности. Ждем затаив дыхание. Пятьдесят метров, десять, пять, касание. От удара люк встает на место, намертво прилипая краями. Ни ломом вскрыть, ни автогеном вырезать. Повозиться пришлось.

Полеты, полетами, а тревога всегда некстати. Правда, если ранним утром, то в плановые полеты перейдет. А вот после полетов, особенно в субботу, когда одни уже на грудь принять успели, другие вроде меня под горячий душ забрались, точно не в тему. Ревун ревет, душу вынимает. Времени волосы сушить нет, отсчет пошел. Шапку на голову и в зимнюю ночь. От общаги до инженерного домика минут десять трусцой. Бежишь, мысли всякие в голову лезут: зачем подняли, тревога учебная или боевая, что вешать, надолго ли? В домике ЦУ получаешь и к самолету, расчехлять, проверять, снаряжать, запускать. Все до автоматизма отработано. Чехлы и заглушки снять, вокруг самолета кружок оббежать, пощупать, понюхать, кабину проверить, бомбы подвесить. При необходимости подвесные баки топливом залить да ЖПС заполнить. Пока самолетом занимаешься, специалисты один за другим подтягиваются. Каждый свое проверяет, каждый свою отметку в журнале ставит. Готов, готов, готов. Самолет к вылету готов. Летчиков нет, значит, полетов не будет.

Иду Андреичу докладывать. Тот на стоянке самолета Сергея-академика перед топливозаправщиком (ТЗ) в задумчивости стоит, голову чешет, что-то под нос себе бормочет, карандашом по бумажке чиркает. «Что случилось?» – спрашиваю. «Да, не пойму, – отвечает. – В подвесной бак 800 входит, а тут, если верить датчику, вторая тонна пошла. С чего бы это?» На дворе ночь, слабое мерцание фонаря стояночного да подсветка заправочного щитка. В метре от ТЗ лишь слабые очертания самолета. «Постой тут», – говорит мне Андреич и растворяется в ночи. Через минуту возвращается обратно, матерясь в полголоса. Оказалось, что водитель ТЗ, сдавая задним ходом на полутемной стоянке и строго следуя командам пьяного Академика, задним бортом зацепил носовую часть левого подвесного бака. От удара хвостовик бака отвалился. Потерю «дна» Серега не заметил, открыл крышку бака и начал заправку. В итоге больше двух тонн керосина ушло в снег в полном смысле этого слова. ЧП замяли, но после этого по субботам тревог больше не было.