Матвей Борисов - Звёздный отпрыск

Будучи прирождённым эстетом, Геракл медленно окинул восхищённым взглядом неподвижную фигуру с головы до ног, упиваясь безупречной красотой линий и не испытывая ни малейшего вожделения, словно турецкий евнух или модный итальянский кутюрье. В комнате приятно веяло утренней прохладой, покрывшей голое женское тело зябкими мурашками.

«Бедняжка, ей, должно быть, холодно», – подумал Геракл и заботливо по-отечески укрыл напарницу сползшим одеялом, как будто придерживался нетрадиционной ориентации и не имел ничего общего с неукротимым и ненасытным хищником, ночью безжалостно терзавшим её нежную плоть до полного изнеможения. Он решил не будить безмятежно спавшую красавицу, щедро предоставив ей выходной. Кто знает, какие суровые испытания ждут прелестную амазонку впереди.

Легко освободившись в туалете от всего лишнего, что могло помешать сосредоточиться в нужный момент, «6-й» наскоро принял душ, побрился и оделся так, чтобы не выделяться в городской толпе. Он захватил из России несколько комплектов экипировки: рабочий, ежедневный и парадный. В это утро бывший киллер предпочёл выглядеть скромно, облачившись в сильно потёртые джинсы и толстый свитер. Сверху одел старомодную кожаную куртку с множеством внутренних потайных карманов, вшитыми в подкладку пустой кобурой и специальным нано-технологичным футляром для охотничьего ножа. В таком наряде супермен стал похож на типичного безработного с парижской окраины, следовательно, не мог вызвать подозрений в криминогенных кварталах французской столицы ни у полицейских, ни у прохожих. Соответствующий образ дополнили старые истоптанные ботинки армейского образца с вмонтированными в подошвы выдвигающимися острыми, как бритвы, керамическими лезвиями и выцветшая велюровая кепка, купленная в середине восьмидесятых на распродаже эксклюзивных мужских головных уборов в модном бутике на улице Сент-Оноре.

Переложив из пиджака в куртку документы, деньги и мобильник, он бесшумно выскользнул в коридор. Кобура немного стесняла движения, но Геракл привык к этому служившему чем-то вроде талисмана обязательному для походного гардероба аксессуару, который всегда брал с собой в поездки, не расставаясь притом с набором стрелявших отравленными стрелами однозарядных авторучек и коробкой сигарет, заряженных пулями калибра 4,5 миллиметра. Однако заграничные шпионские «штучки» не шли ни в какое сравнение с разработанным в 1930 годах легендарным пистолетом отечественного производства. Профессионал легко мог раздобыть такой в любой точке планеты. Многократно проверенное в деле совершенное в своем классе орудие убийства с высокими боевыми и эксплуатационными качествами, простое в обращении и надёжное при ведении огня, обладало только одним недостатком – плохой фиксацией магазина, вследствие чего иногда бывали случаи самострела.

13-я линия парижского метрополитена, по которой из центра до недалёкого пригорода Сен-Дени можно добраться за полчаса, похожа на московскую Филёвскую линию, тоже раздваивается, и поезда идут в северном направлении по разным маршрутам. В отличие от всегда чем-то озабоченных, изнурённых зимним авитаминозом, бледных москвичей здесь в ранний час дремали в вагонах никогда не унывающие и жизнерадостные чернокожие парижане, возвращавшиеся в свои дома с Монмартра и Елисейских полей после ночных бдений.

Геракл машинально сел не на тот поезд, о чём догадался только когда по старой привычке доехал до станции Габриэль Пери. В пятнадцати минутах ходьбы от неё на левом берегу Сены, находилось основанное в конце девятнадцатого века старейшее в Европе кладбище животных, куда он часто наведывался в прежние времена. Там, напротив могилы легендарной курицы по кличке Кокотт был устроен тайник для секретной переписки с начальником управления «С» ПГУ КГБ СССР, которому он в прошлом подчинялся напрямую, будучи автономной структурной единицей, действовавшей под глубоким прикрытием и не имевшей никакой видимой связи с официальными загранпредставительствами КГБ СССР по линии «Н».

Прежде чем извлечь корреспонденцию Геракл всякий раз подолгу бродил по живописному звериному некрополю, чтобы убедиться в отсутствии слежки. Обязательную согласно инструкции прогулку он совершал с удовольствием, любуясь оригинальными скульптурными надгробиями и читая трогательные эпитафии. Кладбище, официально именовавшееся «Собачьим», было разделено на четыре части. Первая предназначалась для захоронения собак, вторая – кошек, третья – птиц, четвёртая – для остальных животных. Здесь покоились несколько лошадей, лев, обезьяны, кролики, хомяки, мыши, рыбы и баран по кличке Фауст.

Гераклу пришлось убить немало плохих людей, но он никогда не обижал братьев меньших, ни домашних, ни диких. Относился к ним с таким же трепетом, как к детям, нежно любил всех за исключением земноводных гадов – змей, жаб и лягушек. Звери отвечали ему тем же. Самые свирепые псы при нём становились смиренными и, виляя хвостами, норовили лизнуть руку, а блудливые коты охотно позволяли погладить себя, почесать за ушком и даже подержать на руках. Своих детей и зверей у профессионального убийцы никогда не было, и он уже не рассчитывал их засвисти.

В последний раз Геракл посетил это прелестное кладбище в августе 1989 года незадолго до возвращения на родину. На его голове тогда красовалась та же самая кепка от Жака Ле Корра, только не заношенная.

Щемящее чувство беспричинной тоски внезапно охватило его, будто вдруг нахлынуло воспоминание о давно умершем друге. Когда ещё представится шанс оказаться здесь? В его возрасте не приходилось рассчитывать на новое возвращение. Нестерпимо захотелось ещё разок пройтись по лабиринту кладбищенских дорожек и взглянуть на запечатлённые в граните, мраморе и бронзе симпатичные звериные мордашки, чтобы проститься с ними вероятно уже навсегда. В конце концов, ничего не изменится, если он навестит Полигистора не в восемь, а в десять часов утра.

Веление служебного долга уступило зову сердца. Геракл вышел из метро в Аньер-сюр-Сен, чтобы ненадолго воскресить в памяти времена своей молодости.

В конце XIX века этот северо-западный пригород Парижа был популярным местом отдыха. Пляжи и таверны на набережной в то время привлекали много народа, в том числе представителей творческой богемы. В 1873 году Клод Моне написал картину «Сена в Аньере», хранящуюся теперь в коллекции Эрмитажа, в 1884 году Жорж-Пьер Сёра запечатлел наиболее посещаемое место для купания, а в 1887 году Винсент Ван Гог увековечил его, изобразив полюбившийся художникам ресторан «Сирена».

После октябрьской революции Аньер-сюр-Сен заполонили политэмигранты из России. В 1932 году здесь в особняке, приобретённом гвардейским офицером, членом масонской достопочтенной ложи «Северное Сияние» и ложи усовершенствования «Друзья любомудрия» Верховного совета Франции, был основан православный Храм Христа Спасителя, превратившийся вскоре в один из важнейших духовных центров русского зарубежья. При храме существовала женская монашеская община, многие члены которой подвизались позднее в монастыре Покрова Пресвятой Богородицы в Бюси-ан-От. Здесь же действовал дом призрения для пожилых русских эмигранток.