Василий Вялый - Абхазский ноктюрн, или Приключения Хасана и Гоги

Стык антропологии и психики

Мы с Гоги, потягивая пиво из бутылок, прогуливались вдоль реки. Увидели на берегу дядю Давида с удочкой. Гоги остановился и сказал мне: – Хасан, давай падайдём и спросим «Клюёт?» Если он ответит «да», скажым: «Визёт жыдам!». А ответит «нэт», скажым: «так вам жыдам и надо!» Пережив приступ лёгкого недоумения, я взглянул на своего друга. – Чито с табой, дарагой? Ты ведь никагда нэ был ни антисимит, ни агрессар? – Гоги непритворно вздохнул. – Панимаиш, Хасан, дядю Давида я уважаю и хачу ему нимношка помочь… —??? – Нэзавидна участь того, кого никагда нэ аскарбляют или не бьют, ведь агрессия – это стык антропологий и психика, и никуда от этого не деться… Нэ замечают – значит к тибэ равнодушны, – Гоги допил пиво из горлышка и бросил бутылку в реку. – Более того, люди, каторый открыто декларируют високий моральный устои – опаснейшие из homo sapiens. Именна они, заготовив в карман потрепанный карамелька, пытаюцца совратить идущих из школы девачки. Или бэзащитный старушка, кормящих крошками голубей. Порок легче всиго гнездицца там, гдэ у людей возникает ощущений праведнасти и назидательности. Понял, Хасан? – Ну, как знаиш, дарагой, – я пожал плечами, так как ничего не понял. Гоги приблизился к рыбаку. – Ну, как клюёт, дарагой? Дядя Давид обернулся и закричал: – Пашоль нахэр атсюда, чурки! Ужэ с утра глаза пазаливали, придурки! – для пущей убедительности он поднял ком земли и кинул в нас. Слава Богу, не попал и потянулся за следующим.

Отбежав на приличное расстояние, мы остановились. – Скажы, Хасан, пачему он аскарбиль нас?! Ведь мы в оччин корэктный форма лиш спрасиль – клюет ли рыба? – Завидует, наверна, – отдышавшись, ответил я. – Стык, бля, антропологий и психика…

Стоит ли переделывать мир?

У меня третий день не работал ноутбук – скорее всего, возникли проблемы с Windows8. Все попытки наладить комп оказывались безуспешными. Я нервно мерил комнату шагами, не зная, что предпринять, а главное, чем себя занять. В окно заглянул Гоги. – Хасан, давай парнуха нимношка пасмотрим, – он кивнул на мрачно темнеющий монитор. – Включай, дарагой. – Видиш, савсэм нэ работаит! – вскричал я. – Савсэм слипой?! – Э, зачэм шумэль, уважаимый? – нахмурился мой друг. – Пайдём к дедушка Илларион и он уладит этат тяжолый промблема. – А чито он разбираицца в компах? – немало удивился я. – Он разбираицца в жызни, а в этат жылизяка, думаю – и подавно – Ну чито ж, пошли… – я взял ноутбук подмышку и мы отправились к мастеру.

Дедушка Илларион, укрывшись от жары в тени чинары, усердно наяривал свой аккордеон увесистой ореховой палкой. С каждым новым взмахом удары становились всё сильнее. – Чито ты делаиш, старик?! – возопил я. – Ты жэ разабьеш инструмент! Мастер медленно поднял голову и взглянул на меня как на новый, но неинтересный предмет. Тыльной стороной ладони вытер пот со лба и положил палку на траву. – Си нимношка западаль, – буркнул он. Затем взял аккордеон в руки, растянул меха. Над аулом взлетели чарующие звуки Rainbow. – Вот, типерь нормально, – дедушка Илларион поставил инструмент на табуретку. – А вы чё припёрлись, ишачьи дети? – Да вот, винда, похожэ, слетела, – я протянул ноутбук хозяину. – В моём доме папрашу нэ виражацца! – рявкнул старик и потянулся за палкой. – Нэт, дедушка Илларион, Хасан имеит ввиду, чито у ниго апирационный система Windows крякнуль, – вступился за меня Гоги. Мастер нахмурился ещё больше. – И ты сильна этат повод перижываиш? – он взглянул на меня исподлобья.

– Ну, естественна, – я утвердительно кивнул головой. – Чача савсэм нэ кушаит, дэвачки нэ щипаит, футбол нэ смотрит, – добавил Гоги. – Плохи дела, – сказал хозяин. – Давай сюда свою ноутбуку. Дедушка Илларион повертел комп в руках и со всего размаху хряпнул его об ствол дерева. Жалобно хрустнуло электронное чрево моего виртуального друга и по траве разлетелись его подрагивающие органы. – Чито ты натвариль, старик?! – вскричал я. – Как чито? Избавиль тибэ, Хасан, от пэрижываний. Был промблема – и нэт промблема, – он широко развёл руками. – Типэрь спакойна иди чача кушай, дэвачки щипай, футбол ходи. А то савсэм прападёш из-за этат жылизяка, – ухмыльнулся Мастер. – Идите с Богом, ишачьи дети.

– Гоги, но это жэ абсурдно, – сказал я, когда мы возвращались от дедушки Иллариона. – Выходит, читобы избавицца от любой недаразумений надо уничтожыть его источник? В принцыпе, я люблю абсурд, но толька у других, сам жэ – почитатиль осмысленнаго. Например, миня часто Софико раздражаит… Ну и чито, виходит… – я замер в страшной догадке. – Нэт, Хасан, нимношка извени за тавталогий, но ты софистика занялся. Воспринимай мир «kas ir tas ir» – как есть – так и есть. Вэсь прелисть этат туповатый формул – отказ от прэтензий как объяснить, так и периделать мир. Сламался кампьютир – ну и хэр с ним! – Нэ пришоль Софико ночевать – пусть дэвачка гуляит. – Гоги остановился. – Понял, Хасан? – Да вроди понял… – Маладэс! Пашли в шашличный чача кушать.

Как Гоги уходил на пенсию

– Ты куда идёш, дарагой? – спросил я Гоги, встретив его на улице. – Хасан, скора мы с табой нэ будим искать дэнги на чача, – глаза моего друга искрились от счастья, – иду в пенсионный фонд аула, пенсий мне назначать будут, – и не останавливаясь, побежал дальше.

Через час Гоги зашёл ко мне. Лицо моего друга было угрюмо. Похоже, перемена в социальном статусе не пошла ему на пользу. Заложив руки за спину, Гоги быстро ходил по комнате. Так некоторое время бегает по двору петух, не зная, что у него отрублена голова. – Ну что, дарагой, пенсий дали? – спросил я. Гоги, уставившись в окно, мрачно молчал. – Чито тибэ сказали в пенсионном фонде? – я осторожно повторил вопрос. – Сказали «пашол вон отсюда, сволач»! – вскричал мой друг. – Почиму они так сказали? – Сказали, чито пенсионный реформа с 1-го января проходит по новий закон. – По какой ещё новий закон? – возмутился я. – Они спрашивали: «Гоги, ты дэвачки щипаиш»? Ещё спросили: «Гоги, падаиш ли ты с ишака, выпив поллитра чача»? – Ну и что ты отвичаль? – Отвичаль, чито дэвачки щипаю и с ишака нэ падаю, выпив дажы литр чача. – А разви ты нэ мог сказать, чито дэвачки ужэ лет двадцать нэ щипаиш, а на ишак нэ можыш залезать дажы трэзвий? Глаза моего друга гневно сверкнули. – Джыгит я или нэ джыгит, Хасан?! – Дурак ты, а нэ джыгит, Гоги. Когда стареиш, нужно становится спокойнее, сдержаннее, умнее, в конце концов. А ты, с жэланием поймать день отшумевшый, потакаиш своим порокам, благодаря которым и лишылся пенсий. По балшой счёт, дарагой, пенсий – это исчерпанность человеческой природы, – я вздохнул. – Панимаиш, Гоги, соврименный экономический реальность дает чилавеку ниограниченный число возможностей расстаться с дэнгами. И пенсий – не исключение… Мой умный монолог прервал стук в дверь и в комнату, опираясь на ореховую палка, вошёл дедушка Илларион. – Чито такой пичальный, дарогой? – спросил его Гоги. – В пенсионный фонд аула ходиль, – буркнул старик. – Ну и что тибэ там сказали? – Сказали «пашол вон отсюда, сволач»!