Елена Самунь - Праздник коротких рассказов

Два часа ждет в гримерке телефон с сообщениями от жены. Алена сдала тесты на беременность и ПЦР на ковид.

В ноябрьском метро Андрей пытается вообразить, что приготовит любимая в таком состоянии. Напротив него строчит в телефоне девчонка – что она знает о любви?

Под родным окном разорванные листки книг. Безмолвная скорая.

Пока откачивают старушку, его Алена угощает медиков. Впереди карантин выходного дня – и можно уже не спешить никуда, какой бы ни был результат.

Их звали Николас и Аннегрет. Они были юны и прекрасны, безумно влюблены и смертельно несчастны…

В то голодное время, когда случилась эта история, каждый родитель, имея красивую дочь, мечтал выдать ее за парня побогаче. А у Николаса, круглого сироты, кроме хилой лошади и старого дома, вросшего до половины в землю, ничего за душой не было.

Когда молодые влюбленные поняли, что родители Аннегрет никогда не позволят им соединить свои судьбы, они решились на побег…

Наступила Вальпургиева ночь – самая оживленная ночь в саксонской деревне. Жители устанавливали в центре деревни майское дерево, украшенное пестрыми лентами, разжигали костры, пели песни и плясали. Шумным весельем отгоняли темные силы, которые в эту ночь по старому поверью пытаются помешать наступлению лета. Народ отмечал красивый праздник Танец в май, и никто не заметил, как двое молодых людей верхом на лошади покинули деревню…

Они поселились в брошенной рыбацкой хижине на берегу Северного моря. Старая приземистая развалюха с прохудившейся крышей и прогнившими досками вместо стен стала для Николаса и Аннегрет раем на земле. Весь мир за пределами этой хижины перестал существовать для счастливой пары. Он устроился в рыбацкую артель и ходил в море за уловом. Она устраивала их скромный быт и каждый вечер выглядывала любимого с работы.

Через несколько месяцев Аннегрет заметно округлилась и стала еще счастливее в ожидании первенца. Николас волновался. Он нашел в рыбацкой деревне повитуху, которая определила дату родов и должна была помочь появится на свет малышу. Но судьба распорядилась по-своему…

Однажды Аннегрет впервые не встречала Николаса на берегу. Вокруг хижины металась взволнованная лошадь.

Он застал ее на полу в луже крови. Малыш лежал на бездыханном теле женщины и неистово кричал…

Николас не помнил, что происходило потом. В его памяти навсегда стерлись те страшные дни. Однажды, сидя у могилы с ребенком на руках, прибитый горем мужчина понял, что ненавидит своего сына. Ведь это он виновен в смерти ее любимой Аннегрет. Николас ужаснулся своих мыслей…

Наступал рассвет. Уставшие от ночных гуляний деревенские жители разошлись по домам. Закончился очередной праздник Танец в май. К майскому дереву в центре деревни подъехал всадник. Он спрыгнул с лошади и поставил рядом с деревом большую плетеную корзину. Засунул между прутьями лозы записку, вскочил на лошадь и поскакал прочь.

В записке неровными буквами было написано: «Это сын Николаса и Аннегрет. Его зовут Бернард, как хотела его покойная мать».

Имя Витьке дали в честь деда. И всё Витькино детство прошло со стариком. Родители на работе. А тот везде внука за собой таскал. И ко всему, что сам умел младшего приобщал.

Село их стояло в ровной степи. Пейзаж составляли речка Малышка, поля, огороды и плодовые сады.

И надумал дед лес садить. И администрацию села уговорил, что начинание это нужное. И черенки сельсовет закупил. А посадкой сам, вместе с Витькой, занялся. И пять вёсен втыкали они среди голой степи тоненькие прутики, ниже Витькиного колена. Затею эту внук считал бестолковой: разве они выживут? И вообще, вершить надо великие, славные дела, а не весь день тратить на бесполезную, утомительную возню – палочки в землю втыкать.

Взрослая жизнь рано и далеко увела Виктора от родных мест. Многие-многие годы не бывал он там.

Более полувека за плечами оставил. Работал честно, много, но желанной славы так и не приобрёл.

Позвал друг его отдохнуть к знакомому в лесничество. И называет родные места нашего героя. Удивился Виктор – края эти никогда лесистыми не были. Только поля да сады вспомнились. Ошибка какая-то. Решил ехать. Любопытно стало.

Встретил их егерь у трассы. В лесхоз повез на лошадях. Пышное зелёное море было видно издали. Стал Виктор расспрашивать егеря, что да как. И тот рассказал, что давно в селе жили дед и внук и оба Викторы. Они своими руками и насадили роскошь эту.

– Большое уважение и благодарность им от наших людей. Великий труд совершили, на века память о них. Чудо это так и называют: «Витькин лес».

Снимал Альберт маленькую квартиру на пятом этаже пятиэтажного дома. Он был первым съемщиком квартиры, отремонтированной и чистенькой, вместе с молодой гражданской женой Людочкой. Но вот теперь она первой съезжала из этой беленькой, новенькой, ухоженной квартиры. Хорошей квартиры. Казалось, что уезжая, она захватила и все приметы семейной жизни, не осталось ни ее платочков, ни ее халатиков, салфеток и чашек. В прихожей на полочке не стояли больше ее тапочки с вышитыми цветочками на бархатной ткани.

– Не получилось брака, – сказала Люда Альберту, коренастому, серьезному бывшему мужу.

– Не спеши, – отозвался он, хотя видел, что две сумки с маленькими колесиками стояли у двери.

– Я не спешу, – ответила Люда.

– Буду тебя ждать, – продолжил Альберт.

– Здесь?

– Нет, не здесь. Снимать для себя одного не буду.

Все выяснения отношений были уже в прошлом. Вон и на беленькой стене кухни можно было разглядеть следы, но слабенькие и незаметные, замытого кофе, который Людочка плеснула из чашки от злости на стену.

– Не заметят хозяева, – подумала Люда, – да, это теперь и не важно.

– Заметят, – решил Альберт, – добавят к оплате за месяц.

Сейчас Люда была совершенно спокойна. И оттого выглядела еще моложе, чем была. На фоне бежевой двери, она смотрелась ярко и даже броско. Узенькие тонкие брюки синего цвета, блузка розовая, виднелась круглым воротничком из-под стеганной, короткой бежевой курточки. Темные волосы аккуратно обрамляли широкое личико, словно были приклеены и выглядели неподвижными.

– Вон, сколько вместе купили. И стиральная машина остается, – заметил Альберт.

– Потом заберу. В сумку не положить такую машину.

– Хорошо, хорошо. Приходи, забирай.

Альберт стоял в центре комнаты под плоской люстрой. Круглый хрустальный шарик спускался к его голове, и казалось, что он сейчас оторвется и упадет в его густые волосы.