Максим Злобин - Белая Рать

Ну ничего, еще научится!

Что!? Что это значит?

[ тишина ]

Так это твоих рук дело?

Нет.

Твоих! Сознайся!

Нет.

Долго еще Пересвет Лютич пытался подловить Лампу. И нахрапом пробовал, и хитростью. И даже предлагал пойти на обмен всяческими постыдными секретиками. Все впустую.

Дальше он гнал лошадь во весь опор. Вперед, к Старому Порогу. Туда, где старшие ратники помогут словом и делом.

А перво-наперво ему стоило забежать к Бажену Неждановичу и отдать ему книгу. Он хоть и странный, зато умный. Он обязательно разберется, в чем тут дело.

До первых петухов Пересвет ни разу не обернулся назад. А если б обернулся, то увидел как немного позади, не зная устали, неслась за ним по полю бледная тварь. Взрывая землю всеми четырьмя конечностями, тварь не уступала в скорости лошади Пересвета.

Худая, костистая и черноволосая. С багровым гребнем вдоль хребта, сотней меленьких острых клыков и странными-престранными глазами. Правые половинки этих глаз были матово-желтыми, в то время как левые обычного белого цвета.

Все выше и выше, над полем поднималась луна. Точнее говоря, половина луны. Сегодня ее как будто бы разрубили пополам. Точно так же, как и глаза суккуба. И впрямь, некоторые случайности при всем желании невозможно назвать случайными.

А где-то далеко-далеко прямо сейчас улыбнулась свинья…

Ледник выполз на берег. Гигантский, он заслонял собою небеса. Местами он был грязно-серым, местами ослепительно-белым, а местами походил на гигантский голубой сапфир с вкраплениями чего-то черного и тюленей.

Без нужды отдыхать, он двинулся дальше.

Своей громадой ледник принялся разглаживать морщинистое лицо земли. Хотя если уж браться за эту метафору и при том оставаться честным до конца, стоит сказать, что он не разгладил лицо. Скорее уж ледник надругался над старушкой-землицей и стесал ей рожу до самых костей.

Поломал скулы, оторвал нос, натащил нижнюю губу на подбородок и был таков.

После всех этих бесчинств он остановился и простоял так несколько веков. Затем ледник откатился обратно в океан и оставил после себя огромную плоскую равнину.

– Здесь! – указал пальцем Сварог-Батюшка на эти земли. – Здесь будут жить славяне!

Позади него раздался вздох. То вздыхал младшенький Сварожич. Ярило.

– Опять?

– Что «опять»? – удивился Сварог.

– Опять на поля и болота. Опять в холодрыгу, к волкам и медведям. Почему они, – Ярило указал на юг, туда где Дионис втолковывал первым грекам основы виноделия, – почему они опять в тепле и при море?

– Холод закаляет характер.

– Ага…

– А просторы полей, лесов и топей необходимы народу с такой широкой душой.

– Да-да-да. Широкая душа, – Ярило закатил глаза. – Ты боишься воды, высоты и замкнутых пространств. Пора бы уже это признать.

– Не смей так разговаривать с отцом!

– Все повторится снова, – младший Сварожич махнул рукой. – Не пройдет и десятка тысяч лет, как они отрекутся от тебя. В пользу вон того…

Ярило указал в сторону белобородого старца с сияющим нимбом над головой. Пока все прочие божества суетились и бегали, подбирая местечко себе под стать, он бесцельно бродил по миру и явно скучал.

– Пути мои неисповедимы, – как бы извиняясь, развел руками старик.

Славянские боги кивнули ему в знак приветствия. Ярило, скривившись, выдавил противное «здрасьте».

– Не отрекутся, – сказал Сварог.

– Отрекутся, – настаивал младший. – Сначала от нас, а потом и от него. Отмахнутся, как от мошкары.

– Не отмахнутся, сын. Только не теперь.

– Это почему же?

– Мы с другими старшими посовещались и решили. Чтобы нас не забывали, на этот раз, – Сварог добродушно улыбнулся, – на этот раз ад будет на земле.

Чуть залезая за лесную опушку, Сварог провел черту.

– Там, дальше, будет Навь. А вот здесь будут жить славяне.

Бог сделал свой выбор.

В том месте, на которое он указал, появилась деревня.

Со временем, вокруг деревни выстроился рябиновый кремль. Еще позже, заслонившись этим кремлем от леса, на юг вытянулся городишко о трех длинных улицах. Старый Порог.

Поначалу, естественно, просто Порог. Старым он стал после того, как окончательно сложились границы Преднавья, одного из пяти ныне здравствующих княжеств.

Преднавье – это потому что прямо перед Навью. А еще потому, что «Преднавское Княжество» не звучит. Именно по той же причине Преднавского Князя называют Князем Преднавским, либо, что более предпочтительно, Преднавс-с-скым.

Летели столетия. Сменялись правители. В войнах рождались и умирали империи. Но здесь, за деревянными стенами рябинового кремля, Белая Рать испокон веков несла свою службу.

***

Полчаса назад небо над Старым Порогом посветлело.

Четверо топтались подле закрытых ворот рябинового кремля. А если точнее, то чуть левее ворот, рядом с маленькой неприметной дверкой.

Эта дверь вела в сторожку, врезанную прямо в крепостную стену.

Для середины первоцвета-месяца погода выдалась очень мягкой, но в столь ранний час все равно было холодно. Влажный весенний воздух пока еще не оформился росой и от дыхания людей валил пар. По очереди они вздрагивали всем телом.

– Холодно, – сказал Седой.

– Ага, – согласился с ним Кузнец, подтягивая штаны.

– Можно мне домой? – спросил Засранец.

– Заткнись! – прикрикнула на него Рябая.

Наверняка у этих людей были и настоящие имена, но сейчас их звали именно так. Седой, Кузнец, Рябая и Засранец.

Судьба-затейница свела их вместе при помощи свиньи. Хотя нет, неправильно. Свинья-затейница свела их вместе, а судьба предпочла просто отойти в сторонку и не встревать в происходящее.

А дело было так.

Накануне ночью вместе со своими друзьями Засранец украл хрюшку из хлева Седого. Засранец клялся всеми своими детскими ценностями, вроде мамы, каши и рогатки, что дети не собирались продавать или есть свинью. Хотели только немножечко покататься и к утру возвратить ее восвояси.

И так бы оно все и случилось, но по какой-то мистической причине свинья вдруг серьезно озлобилась на мир. Недолго думая, она учинила погром на хуторе Старого Порога.

Вооруженная торчавшими из копыт лезвиями, свинья ворвалась во двор Кузнеца. Она выломала калитку, порезала кусты крыжовника и устроила в курятнике кровавую баню.

На шум во двор выбежал сонный Кузнец.

По сути, настоящим кузнецом он не являлся, а был всего лишь подмастерьем, но именно сейчас переживал стадию особенной гордости за выбранное ремесло и повсюду с собой таскал в кармане восхитительного качества подкову, изготовленную лично, пусть и под присмотром наставника. Короче говоря, с Кузнеца постоянно сваливались штаны.