Максим Злобин - Белая Рать

– Найти носителя языка.

– А что это за язык?

– Это какое-то ордынское наречие.

– А где найти человека, который знает это наречие?

– Ты имеешь в виду, где найти ордынца?

– Да.

– Его можно найти в Орде.

– Ах ты ж еб твою…

Пересвета оборвал стук. Он не на шутку испугался, подумав, что это его кулак стучит о лысую черепушку сторожа. Но, слава богам, все обошлось. Стучали в дверь.

– Войдите, – проревела горничная голосом оборотня, застрявшего где-то посередке между человечьим и медвежьим воплощениями.

В сторожку ворвался Влад. Бешеный как бабушка, прознавшая о том, что соседский мальчишка пристроился подмастерьем к ювелиру, в то время как ее внучок повредился зрением, слишком глубоко засунув палец себе в нос.

По сути это было обычное состояние Влада, но сегодня уж как-то слишком бойко разыгрались желваки на его лице. Не иначе случилось что-то серьезное.

– Одноухий! – прямо с порога закричал он. – Ты почему не на обходе!?

И вот уже второй раз за это утро, Пересвету Лютичу пришлось пересказывать события минувших суток.

А не пересказать было нельзя. Как-никак, а Влад был мечником. Левой рукой Воеводы. Одним из немногих ратников, которые руководили другими ратниками.

Маленького роста, жилистый, с одной густой и длинной бровью, Влад как будто бы родился для этой должности.

Во-первых, он пронес через всю жизнь то самое недовольство, которое испытывает рождающийся младенец. Во-вторых, он умел состроить такую рожу, после взгляда на которую бешеная лисица покажется рыжим сгустком рассудительности и благоразумия. И в-третьих, он зациклился на несправедливости мира и тленности бытия.

Бывает вот, по случайности, замараешь сажей белую рубаху. А Влад уже тут как тут. Глянет исподлобья, улыбнется жутко и скажет: «мир – жестокое место». А ты потом сиди и думай, как он попал к тебе в дом.

Или вот, захотел зажарить яичницу-глазунью, а желток растекся. Тут же из-за спины голос: «Пора повзрослеть и понять, что справедливости не существует».

Поскользнулся, будь готов выслушать о том, что слабые должны умереть во имя того чтобы жили сильные. Собака взрыла грядку, так непременно узнаешь о том, что черный и белый – это оттенки серого.

И если смерть – это старуха с косой, а зима – пузатый весельчак с мешком подарков, то злость – это Влад.

– Вот так, – закончил свой рассказ Пересвет.

– Это не повод бросать обход, – процедил Влад сквозь зубы.

– А что ж тогда повод?

– Повода нет. Любой повод бросить обход это проявление слабости. Что? Домой захотел? Захотел папину сисю, молокосос?

– У вашего отца сцеживалось молоко? – спросил Бажен Нежданович. – Удивительно.

– Ничего у него не сцеживалось! Влад, послушай, меня прокляли и…

– Настоящего ратника не должны волновать такие мелочи.

– Это не мелочь!

– Для маленькой плаксивой девочки, может быть.

Все мечники не от мира сего, – подумал Пересвет. – Наверное, от скуки. Но Влад… и как он только дожил до своих лет с таким-то норовом?

– Я уеду, как только Бажен Нежданович решит мою проблему.

– Ты уедешь сейчас.

– Нет.

Маленькие глазки сузились. Маленькие кулачки сжались. Маленькие ноздри раздулись от возмущения, но маленькое чувство самосохранения не отказало. Завяжись драка, попасть Пересвету по лицу Влад смог бы только стоя на табурете.

Дерзкая фраза про то, что большой шкаф громче падает, как правило, произносится в отсутствии поблизости больших шкафов.

– Не хочешь повиноваться, сопляк?

Закипая от злости, Влад издал звук . Похожий звук слышится из лесной чащи, когда старый лось одновременно страдает насморком и одышкой.

– Я забираю у вас ведьмины вещи! Это собственность Рати! – Влад двинулся к столу сторожа.

– Не трогай лампу! Это опасно!

– Не неси чушь.

Действительно, не неси чушь ! – проснулся Голос Лампы.

– Воевода решит, что с этим делать.

– Нет! Не отдам!

Пересвет крепко схватил мечника за плечо. Влад остановился.

– Ой-ой-ой, – тихонечко проскрежетала Белолюба, схватилась за веник и изобразила бурную деятельность.

– Одноухий, ты совсем охуел?

– Послушай, Влад. При других обстоятельствах, я б с тобой не спорил. Ты старший и все такое прочее. Но сейчас мне не до шуток. Я проклят.

– Стало быть, укрываете от Белой Рати нечистые вещички?

– Не совсем так, – сказал Бажен, не отрываясь от рисования. – Мы ведь тоже ратники. И, кстати, эта книга для меня действительно очень любопытна. Я хотел бы оставить ее у себя на некоторое время.

Влад попытался уничтожить Пересвета взглядом. От натуги его глаза выкатились. Еще чуть-чуть и они повисли бы у него на щеках, как у поникшей духом улиточки, но искривить пространство ему все равно не удавалось. Пересвет не возгорался, не старился, не сворачивался в клубок и не проваливался сквозь землю.

Раздался треск, с которым валится от бури вековой дуб. То шумели зубы Влада.

Спорить со сторожем мог только сам Воевода. Такая вот немного странная иерархия.

Из сторожки Влад выбежал молча. То ли задыхался от гнева, то ли нечаянно вывихнул себе челюсть. За ним тянулся шлейф ярости. Поднеси сейчас ромашку к тому месту, на котором только что стоял мечник, так та почернеет, схватит нож и убежит разбойничать на большой дороге.

– После обеда я разошлю письма в Колоярск и Межилесск, – сказал Бажен. – Война закончилась совсем недавно. У них наверняка должны были остаться пленные ордынцы.

– Спасибо. Можно я подожду здесь?

– Конечно.

– Вы будете мешать Бажену Неждановичу! – возразила Белолюба.

– Не будет.

Перепалка с Владом лишила Пересвета последних сил. Он вернулся на лавку, сел и спустя минуту забылся сном.

Снилась ему мешанина из недавних событий. Хозяюшка с добрыми морщинами, матрешки, люлька, черноволосая девочка в поле, странный человек со спущенными штанами возле сторожки…

Но вот во всей этой окрошке он вычленил мясо. Самое главное. Самое волнующее.

Муравей. Маленький черненький муравьишка взвалил себе на спину шишку и тащил ее в поле. Ему было тяжело. Он потел и охал.

– Пересвет, – сказал муравей. – Вставай.

– Еще минуточку, – попросил Пересвет Лютич.

– Вставай, – спокойно повторил муравей и тут вдруг заорал что есть мочи. – ВЕДЬМА! ВЕ-Е-ЕДЬМА!

Забытье выхаркало Пересвета обратно в реальность.

– Ведьма!? В Пороге!? – испугано повторила Белолюба. – Ой-ой-ой.

– Да, прямо через дорогу! – сказал молодой ратник.

– Вы ее поймали? Какая удача!

Бажен уже подпоясывался. Если, конечно, относительно него можно так выразиться. Ведь ни пояса, ни талии у сторожа не было. В его случае пояс приходился чуть пониже груди.

Под правую руку – в ножны, – он засунул хлыст.